Он не чувствует никакого уважения к представителям буржуазии, — крупной и мелкой, процветающей или разоренной, но и народ не импонирует ему; никто злее Ибсена, в его пьесе: «Враг народа» не изобразил тупости «сплоченного большинства», которое неспособно отличить своих истинных друзей, руководствуется только близоруким эгоизмом и побивает камнями честного Штокмана, чтобы отучить его ставить благо города выше его непосредственных материальных интересов.
Неумолимый реалист не складывает оружия даже перед тени лицами, которые ему всего симпатичнее: он уверенною рукою отмечает слабости их характера, маленькие несовершенства их натуры. Поэт Фальк в «Комедии любви» представлен нам, как пионер идеала среди мелких филистеров; но это не мешает Ибсену изображать его несколько сумасбродным мечтателем, чем то вроде бумажного змея, неспособного летать самостоятельно, нуждающегося в ветре, который бы нес его, и в бичевке, которая бы им управляла. Бранд, возвышенный проповедник с девизом «все, или ничего» одарен слишком твердою душою, которая недоступна для жалости, для любви и которая, несмотря на свой героизм, идет лажным путем в жизни, так как забывает, что Бог — прежде всего «Бог милосердия». Сам Ганс Росмер, самый благородный и самый чистый образ драматического творчества Ибсена, в сущности, мечтатель, парализованный неизлечимой меланхолией, мучимый духом беспокойства, который «облагораживает, но убивает счастье», преследуемый призраками, парализующими его деятельность, таинственными «седыми волосами», появляющимися в Росмерсгольме всякий раз как смерть хочет избрать там новую жертву. Таким образом жизнь, какою нам ее изображают уже первые драмы Ибсена, есть мрачная трагедия, в которой эгоистические и скудные существа алчно оспаривают друг у друга крохи бесплодного, призрачного счастья, трагедия, в которой даже лучшие люди заражаются окружающей порчей и не могут избежать рокового действия наследственности, где сам идеализм приходит к банкротству или потому, что теряется на ложных путях, или по недостатку необходимой для осуществления его идеи нравственной крепости.
Последние драмы Ибсена с все более и более болезненной настойчивостью повествуют нам об этих повторяющихся поражениях идеализма. Ум Ибсена особенно много работал над двумя проблемами: над проблемою честолюбия и проблемою искусства. Человек может подняться над посредственностью и над низменным эгоизмом или пускаясь в грандиозные предприятия, могущие обеспечить не только благосостояние единичной личности, но и счастье и богатство совокупности людей — города, народа; или творя красоту. Может ли он тем или другим из этих путей достичь счастья для себя и для других, осуществить благо? На этот вопрос Ибсен отвечает тремя самыми пессимистическими своими драмами: в драме «Ганс-Гавриил Боркман» он рисует нам банкротство честолюбия; в «Строителе Сольнессе» и в драме «Когда мы восстанем из мертвых» он изображает банкротство художника и, может быть, самого искусства.
Ганс Боркман — больше, нежели простой эгоист: он по своему идеалист, ясновидящий, галлюцинат. Он сын рудокопа и ему случалось спускаться вместе с отцом в наполненные мраком галереи, где спят сокровища, скрывающиеся в недрах земли. Там он слышал песню о «Спящих духах золота», о пленных миллионах, которые лежат, неведомые, в самом сердце скал, в груди гор, и ему казалось, что извилистые, изгибающиеся и двоящиеся жилы, как живые призраки, протягивали к нему руки, умоляя об освобождении. Один только Боркман понимал их зов и говорил им: «Я люблю вас, вас, погруженных в бездну и в мрак, в мнимую смерть! Я вас люблю, о богатства, просящие жизни, и я люблю вашу свиту власти и почестей. Я люблю вас, я люблю вас, я люблю вас!» Очарованный, загипнотизированный этим ослепительным видением, с этих пор он мечтает овладеть всем, что дает власть, подчинить своему закону землю и море, поля и леса, и сделать из них источник благосостояния для тысяч человеческих существ. И этому желанию могущества он жертвует всем, что у него есть самого дорогого. Чтобы получить место директора банка, он отказывается от руки молодой девушки, которую любит и которая платит ему взаимностью, отказывается в пользу влиятельного покровителя. Он уже почти у пристани — у цели. Он сделался владельцем рудников, каменоломен, водопадов, бесчисленных предприятий, порожденных его гением; он уже готовился открыть для торговли новые пути, как вдруг внезапная катастрофа разрушила все его надежды. Чтобы осуществить свои обширные планы, Боркман, должен был наложить руку на доверенные ему вклады. Еще несколько дней — и смелый спекулятор достиг бы цели, которую наметила его преступная дерзость: все вклады могли быть возмещены, все заложенные ценности возвращены на место, все большие компании, о которых он мечтал, были бы организованы! И как раз в эту минуту донос коварного друга разрушает все здание его благополучия. В результате — банкротство и позор осуждения, пятнающего честь. В течение пяти лет одиночного заключения и потом в течение восьми лет абсолютного уединения Боркман оставался лицом к лицу с самим собою, разлученный со всеми близкими, изолированный от всего мира; он беспрестанно думал о своем несчастий. Он побежден, но он еще надеется на отмщение. Совесть оправдывает его в тех преступлениях, за которые его осудило близорукое человеческое правосудие; он верит в свою звезду, и, по крайней мере, он утверждает это, — он верит и в то, что планы его были превосходны; его возбужденное долгим одиночеством воображение рисует ему с полной ясностью тот день, когда его враги увидят, что без него нельзя обойтись, станут ползать у его ног, умолять его, чтобы он снова взялся за кормило и встал во главе нового банка, который они организовали, но которым не способны управлять... Он сравнивает себя с Наполеоном, которого изувечила пуля в первом же его сражении!..