Таким образом, уже в августе 1826 года определяется маршрут, по которому предстояло двигаться мятежной 2-й армии. 240
В конце августа — начале сентября 1825 года проходят летние лагеря и маневры обеих армий. Во время маневров 1-й армии под местечком Лещином, недалеко от Житомира, в состав Васильковской управы вливается Общество соединенных славян — самая радикальная из всех группировок в движении декабристов. Общество это состояло в основном из младших армейских офицеров 1-й армии. Цель Общества первоначально заключалась в создании федерации всех славянских народов.
Переговоры о вхождении «славян» в Южное общество блестяще провел Михаил Бестужев-Рюмин. В этих переговорах в полной мере раскрылись организаторские способности и ораторский талант 24-летнего сопредседателя Васильковской управы. Именно он сумел убедить членов Общества соединенных славян — своих ровесников — отказаться от их цели.
Молодые армейские заговорщики, не успевшие повоевать, мечтали о «своем Тулоне», хотели заслужить благодарность своего отечества и горели жаждой немедленного действия. Именно поэтому «славянам» сразу же было предложено стать знаменитыми. По словам прапорщика-«славянина» В. Бечасного, уже на первом заседании Бестужев говорил, что «довольно уже страдали» и «стыдно терпеть угнетение», что «все благомыслящие люди решились свергнуть с себя иго», ведь «все унижены и презрены слишком — а в особенности офицеры». А значит, «благородство должно одушевлять каждого к исполнению великого предприятия — освобождению несчастного своего отечества». В итоге — «слава для избавителей в позднейшем потомстве», «вечная благодарность отечества». Этот довод повторялся на каждом собрании. «Великое дело совершится, и нас провозгласят героями века», — убеждал Бестужев «славян».
Для того чтобы стяжать славу, одних слов недостаточно. Необходимо было немедленно перейти к делу. Цель же Славянского общества — объединение всех славянских племен в единую федерацию — оставалась весьма отдаленной. «Ваша цель, — доказывал Бестужев-Рюмин, — очень многосложна, а потому едва ли можно достигнуть ее когда-нибудь».
«Южане» предлагали «славянам» другую цель, достижимую — установление в России республики и освобождение народа от «угнетения». Для этого нужно не так уж и много: произвести военную революцию и убить императора. «Поэтому, если хотят променять цель невозможную на истинно для России полезную, то они должны присоединиться к нашему обществу», — объяснял подпоручик.
Изучая объединительные «речи» Бестужева-Рюмина, нетрудно убедиться, что практически все они построены на, мягко говоря, недостоверной информации. Так, например, он сообщил «славянам», что «для исполнения сего предприятия в 1816 году писана была конституция и очень хорошо обдумана, которую князь Трубецкой возил за границу, для одобрения к известнейшим публицистам» — «великим умам» эпохи.
Но в 1816 году в обществе еще не было никакой «конституции», да и через девять лет далеко не все заговорщики были едины в своих конституционных устремлениях. Конечно же князь Трубецкой «конституцию» за границу не возил и везти не собирался, соответственно, и никакого одобрения у «известнейших публицистов» она не получала.
«Дабы присоединить «славян» к нашему обществу, нужно было им представить, что у нас все обдумано и готово. Ежели бы я им сказал, что конституция написана одним из членов, то «славяне», никогда об уме Пестеля не слыхавшие, усумнились бы в доброте его сочинения. Назвал же я «славянам» Трубецкого, а не другого, потому что из членов он один возвратился из чужих краев; что живши в Киеве, куда «славяне» могли прислать депутата, Трубецкой мог бы подтвердить говоренное мною, и что быв человек зрелых лет и полковничьего чина, он бы вселил более почтения и доверенности, нежели 23-летний подпоручик», — показывал Бестужев-Рюмин на следствии.
«Славянам» было рассказано и об огромных военных силах, которыми располагает Южное общество. Дабы убедить их, Бестужев — с помощью Муравьева-Апостола — устроил общее собрание «славян» и Васильковской управы. Присутствие на собрании полковых командиров и нескольких штаб-офицеров должно было произвести и, конечно, произвело на «славян» должное впечатление.
Правда, порою Бестужев действовал методом проб и ошибок. Ошибки случались тогда, когда заговорщик отступал от теории своего учителя Мерзлякова и пытался апеллировать не к чувствам, а к разуму собеседников. На одном из совещаний он, например, попытался развить мысль о материальных выгодах, которые участники революции могут получить после ее победы. Один из офицеров-«славян» рассказал на следствии, как Бестужев-Рюмин, «со слезами в глазах, указывая на свои подпоручьи погоны, повторял, что не в таких будем, а в генеральских». «Славяне» были возмущены столь явным меркантилизмом Васильковского лидера, Бестужеву с трудом удалось отвлечь их внимание от инцидента.
Это — одна из немногих ораторских неудач Бестужева на переговорах. В любом случае его речи убедили «славян». Немедленные активные действия, исполнение патриотического долга, «слава в позднейшем потомстве» — этим нехитрым набором идей Бестужев подчинил себе волю молодых офицеров. Они услышали то, что хотели услышать.
Дабы окончательно закрепить победу, на одном из последних заседаний Бестужев-Рюмин потребовал — и получил — от «славян» клятву «не щадить своей жизни для достижения предпринятой цели, при первом знаке поднять оружие для введения конституции». И «сию клятву подтвердили, целуя образ, который Бестужев снял со своей шеи». Со «славян» также было взято слово до начала переворота не выходить в отставку и не просить перевода в другую часть. При этом ученик Мерзлякова, свидетельствовали «славяне», хвалил их «решимость приступить к перевороту и старался внушить еще более рвения к достижению сей цели».
Для вящей же убедительности Бестужев потребовал себе полный список членов Общества соединенных славян и отметил в нем тех, кто готовился в цареубийцы. О том, что список — согласно правилам конспирации — сразу же был сожжен, «славяне» не догадывались.
Присоединением Славянского общества к Васильковской управе «южан» силы этой управы еще больше увеличились. Сергей Муравьев окончательно уверился: теперь он может начать революцию и без участия Пестеля. При этом начинать можно в любой момент: силы собраны значительные.
1 сентября император Александр I выезжает из Петербурга и 13 сентября приезжает в Таганрог. Из высших российских военных его сопровождают трое: начальник Главного штаба его императорского величества Иван Дибич и генерал-адъютанты Петр Волконский и Александр Чернышев.
В середине сентября Бестужев-Рюмин снова едет в Линцы. «По окончании лагеря 3 корпуса при Лещине приезжал ко мне Бестужев-Рюмин и сообщил мне план Васильковской управы о начатии возмущения во время смотра 1826 года», — показывал Пестель. Пестелю рассказывается о присоединении Славянского общества.
Руководителю Директории сообщается, что его идея совместных действий всех управ летом 1826 года отвергнута и что с помощью Трубецкого составлен другой план. Тот самый, согласно которому революцию должен начинать 3-й пехотный корпус под командой самого Бестужева. Муравьев назначался командующим петербургской гвардией, а Пестель должен был довольствоваться ролью начальника «обсервационного, пограничного и притом бездействующего корпуса» со штабом в Киеве.
Судя по показаниям Пестеля, он встретил это предложение скептически. Председатель Директории повторил свои возражения о том, что без Северного общества начинать революцию невозможно, а «северяне» вряд ли готовы к действию. Кроме того, он дал понять Бестужеву, что без содействия 2-й армии победить будет весьма проблематично. Разговор, скорее всего, был трудным и закончился ничем.