На улице под окном заревел осел. Ревело животное чудовищно громко, и в реве этом слышалась боль. Создавалось впечатление, что два куска дерева с огромной силой трутся друг о друга, и поэтому ослиный крик напоминал Питеру стенания какой-то огромной деревянной машины. От этого звука в помещении стало ещё жарче.
Питер перечитал письмо из Италии, которое он получил утром: «…я взял на себя смелость ответить на письмо, направленное вами полковнику Сэнду, так как на прошлой неделе полковник был тяжело ранен. Боюсь, что мы не можем положительно решить вопрос о направлении вас в этот полк, поскольку в нашей части не предусмотрены должности для офицеров, имеющих ограничения по медицинским показаниям».
Осел издал ещё один вопль, и вопль этот был полон такой тоски, словно жаркое египетское утро сулило гибель всему животному миру.
Питер снова посмотрел на лежащие перед ним бумаги. Над документами кружились мухи, а пишущие машинки стрекотали все громче, и в раскаленном помещении этот обычный звук казался совершенно невыносимым. Он взял из стопки верхний листок и попытался разобрать, что на нем изображено. Цифры и буквы плавали и прыгали перед глазами, а двойка, семерка и восьмерка в одной из колонок стали почти неразличимыми, так как на них с его лба упала увесистая капля пота. Пальцы Питера поблескивали от выступившей на них влаги, и бумага казалась ему скользкой. Из коридора с мраморным полом доносился стук подковок военных ботинок. Среди мирных канцелярских шкафов, столов и изнывающих от жары клерков этот звук казался нарочито милитаристским и поэтому совершенно неуместным. От пятнадцатой утренней сигареты горло Питера пересохло и горело огнем.
Питер рывком поднялся со стула, схватил пилотку и выскочил из комнаты. В коридоре он встретил миссис Буро — высокую молодую даму, с довольно пышными формами. Миссис Буро носила яркие платья из набивной ткани и каким-то образом постоянно ухитрялась добывать себе шелковые чулки. Она собиралась домой в Англию, чтобы расторгнуть брак со служившим где-то в Индии мужем-лейтенантом. После этого она предполагала тут же вступить в брак с майором американских ВВС, которого недавно перевели из Каира в Лондон. Миссис Буро была дамой весьма миловидной, она обладала тихим, неуверенным голосом, а её обширный бюст под ярким нарядом почему-то всегда была особенно заметен.
Миссис Буро улыбнулась Питеру — улыбнулась мягко, несколько неуверенно и очень вежливо. Две розы украшали её темные волосы.
— Доброе утро, — произнесла она, остановившись. В унылом коридоре её голос прозвучал сухо, холодно, но в тот же время и призывно. При каждой встрече миссис Буро пыталась остановить Питера и поговорить с ним.
— Доброе утро, — холодно ответил Питер, глядя себе под ноги. Он почему-то не мог смотреть на эту женщину прямо.
Этим утром шелковых чулок на ней не оказалось, и ёё красивые, крепкие ноги, с кожей кремового оттенка были обнажены. Перед его мысленным взором вдруг предстала миссис Буро, выходящая из поезда на лондонском вокзале Ватерлоо. Он с ненавистью видел, как миссис Буро в толкучке перрона, истекая слезами любви и благодарности, попадает в железные объятия американского майора в то время, как её бывший и уже ненужный супруг гниет где-то в далекой Индии…
— Я направляюсь к «Гроппи», — с изумлением услышал он свой голос. Хочу выпить чаю. Не желаете ли составить мне компанию?
— Мне очень жаль, но я не смогу, — ответила миссис Буро, и в её тоне можно было уловить искреннее сожаление. — Очень много работы. Как-нибудь в другой раз. С огромным удовольствием…
Питер неловко кивнул и двинулся дальше. Он ненавидел миссис Буро.
Раскаленная, грязная улица кишела нищими оборванцами, детишками с изъязвленными мухами глазами и горластыми торговцами. По ней, раздвигая толпу, то и дело с ревом проезжали военные грузовики. Питер надел пилотку, чувствуя, как протестует против прикосновения сукна его горячий и влажный лоб. Какой-то новозеландец, успевший к одиннадцати часам утра набраться до бесчувствия, печально брел с непокрытой головой под палящим солнцем Каира, в семи тысячах милях от своего зеленого острова, с такой упорядоченной жизнью.
В зале «Гроппи» было чуть прохладнее, чем на воздухе, и совсем не было яркого света. Официанты с красными фесками на головах и в белых, длинных галабиях,[11] бесшумно передвигались в радующем глаз сумраке. Два американских сержанта, со знаками стрелков-радистов на форменных рубашках, с торжественным видом ели мороженное, запивая его содовой. Питер заказал чай и прочитал утреннюю газету. Из неё он узнал о том, что уровень рождаемости в Англии повысился, и, что согласно предсказанию какого-то американского журнала, принцесса Елизавета выйдет замуж за американца. «Иджипшн мейл» перепечатала статью целиком и от себя в редакционном комментарии добавила, что одобряет подобное углубление союза между США и Великобританией. В английском Парламенте кто-то сказал, что через шесть лет все солдаты вернутся домой. Русские форсировали Днепр и пошли дальше. Новости из России Питер всегда приберегал напоследок. Каждый новый шаг русских приближал его к дому, к суровой, по-настоящему мужской шотландской погоде и к Энни…