Туалет окончен.
Ах, так! Сейчас команда: паровоз — наоборот! и поехали трактора с фронта назад в Москву! Ну, весь Белорусский фронт хохотал!
ОХРЕЯНОВ (хохочет). Паровоз — наоборот! Замечательно!
ГЕНЕРАЛ. Но каков Рокоссовский! Он сожалеет! Забыл, как его… Выйди, Жоржик.
Жоржик собирает туалетный набор и мешкает.
Забыл, как его в 38-м году два раза ночью в лес вывозили, на расстрел, пугали. и вот, кстати, что сказал Лаврентий Палыч, — это я только вам двоим говорю…
Жоржик быстро выходит направо.
«Если нужно будет — в третий раз вывезем, и назад не привезём, кончать надо жуковские замашки!»
ОХРЕЯНОВ. Кончать жуковские замашки! Правильно! Распоясался генералитет!
ГЕНЕРАЛ. Сечь запорожская! Партизанщина!.. Да… Но тогда, знаете, фронт ещё на Днепре стоял, и это было неактуально. Ладно, Лука Лукич, запускайте. (Уходит направо.)
Охреянов заходит за стол генерала, звонит, входит адъютант.
АДЪЮТАНТ. Слушаю вас, товарищ полковник!
ОХРЕЯНОВ (совершенно переменился, стал выше ростом, что-то железное в его малоподвижности). Пусть там… заходят…
Адъютант, рука к козырьку, принял приказание, вышел.
(Показывает на более почётное место.) Пересядь, Прохор.
РУБЛЁВ (сидя вполоборота в низком кресле впереди стола заседаний). Ладно, я здесь.
Охреянов садится сбоку стола генерала. В левые двери начинают входить участники совещания. Они держатся тихо. Всего их человек более двадцати, от майора и выше. Здесь — Моргослепов, Кривощап, высокая седая Софья Львовна; Капустин и другие. Слышны неестественное покашливание, тихий гулок разговоров. Рассаживаются вокруг длинного стола и на диванах у стен.
ОХРЕЯНОВ (идёт к правой двери, по мере подхода старается ступать на цыпочках, заглядывает туда, поспешно отскакивает). Внимание!
Все встают. Входит Генерал.
Товарищ генерал! Участники совещания по вашему приказанию…!
ГЕНЕРАЛ. Хорошо, можно будет садиться.
Все садятся. Генерал энергично идёт к своему столу, стоя перебирает бумаги. Гробовое молчание. Охреянов тоже садится, совершенно беззвучно переставив стул.
Да… Так я собрал вас, товарищи, собрал я вас, руководящих работников нашей контрразведки, для того чтобы со всей чёткостью, со всей остротой заострить перед вами основные вопросы, что мы имеем на сегодняшний день. Совещание, с которого я сейчас вернулся, совещание начальников фронтовых управлений контрразведки СМЕРШ и областных управлений НКГБ, три дня заседавшее под руководством Лаврентия Павловича Берия, вчера удостоилось счастья — быть принятым лично товарищем Сталиным!
Дружные аплодисменты, все встают, Рублёв с трудом и первый садится.
Товарищи! Я не стану говорить вам о том величайшем волнении, которое обуревало меня, когда я увидел так близко дорогое нам всем лицо нашего великого Учителя и Вождя. Товарищ Сталин высоко оценил, товарищи, заслуги Органов перед страной во время войны. Я дословно повторю вам безусловно исторические слова, сказанные вчера товарищем Сталиным. Он сказал: «Теперь каждому ясно, что без ЧК мы не победили бы в Гражданской войне, а без НКВД мы не победили бы в Отечественной войне». Но, товарищи, свойственно ли большевикам упиваться успехами? Нет, и ещё раз нет! Самая большая опасность сейчас — это чтобы мы, чекисты, самоуспокоились, что вот, мол, война закончилась, что теперь можно сбавить темпы работы и так и далее. Иосиф Виссарионович так вчера выразился в шутку: «А что, Лаврентий Павлович, всю войну твои ребята провели в третьем эшелоне, а теперь выдвигаются на передовую». Вот это положение, товарищи, каждый из нас должен понять со всей отчётливостью, на что оно нас нацеливает.
РУБЛЁВ. Товарищ генерал, разрешите выйти.
ГЕНЕРАЛ. Что такое? Нет. Война окончена для армии, а для нас сейчас — Сталинградская битва, генеральное сражение, разгар войны. и бой неравный, товарищи: наше управление СМЕРШ по своей численности может быть приравнено, ну, скажем, отборному офицерскому батальону (я не считаю надзорсостава и конвойных войск), — а перемолоть нам надо целые дивизии врага, — посмотрите, они целыми толпами на нашем тюремном дворе, — вы не считайте их соотечественниками — это лютое отребье, надышавшееся отравленным воздухом капиталистической Европы. В эти ответственные дни мы, чекисты, должны быть как никогда безпощадны, как никогда суровы, чтобы достойно выполнить задание великого Сталина по обработке репатриируемых. Ещё и ещё раз, товарищи, прочтите вчерашнюю амнистию, которая есть ознаменование и плод нашей славной Победы: всех поголовно дезертиров войны милует советская власть. Почему это, товарищи? Потому что дезертир — это только трус, это только шкурник, но это социально близкий нам элемент, товарищи. А вот кто не побоялся идти на передовую, кто не побоялся «Тигров» — тот не побоится повернуть оружие и против нас. и так и далее.