Элиза. Все-таки расскажи…
Эдит. Мы пошли к нему. Он предложил мне выпить. Он разделся и мы легли, будто так и надо…
Пауза.
Эдит. Я заплакала… Какое-то время мы лежали прижавшись друг к другу, потом он отстранился и я отодвинулась на другой край кровати… Он сказал: „В чем дело?“ Наклонился, положил руку мне на волосы, погладил по щеке, и сказал „Иди сюда.“… Он поднял меня, и я прижалась к нему… Он спросил: „В чем дело? Почему ты плачешь? Из-за меня?“ Я хотела сказать „да“, а сказала „нет“, потому что его вопрос означал „Я не такой, как ты хотела?“, а на самом деле, в каждом движении, в этой своей несколько утомленной страсти, он был именно таким, как я хотела…
Пауза.
Элиза. Ты потом виделась с ним?
Эдит. На работе, да… И ничего больше. А потом он ушел.
Пауза.
Эдит. В тридцать девять лет…Мне было тридцать девять лет… Я не была влюбленной женщиной… Я ничего не умела… Если бы этот человек посмотрел на меня, может быть я бы стала кокетливей…
Пауза.
Эдит. Сегодня утром во время похорон — меня сегодня все время преследует это воспоминание — я представила себе, что он появился где-то за деревом… Он стоял в отдалении и не сводил с меня глаз… Все женщины рассказывают подобные истории. В этом нет ничего метафизического…
Элиза. Ты уверена?…
Небольшая пауза.
Эдит. Зачем ты приехала?
Элиза. Ты же знаешь.
Эдит. Нет.
Элиза. Тем хуже.
Эдит. Когда я увидела, что ты приехала, я решила, что ты сошла с ума…
Элиза. Ты и сейчас так считаешь?
Эдит. Да…
Элиза. Тогда зачем ты задаешь мне этот вопрос?
Эдит (Обращаясь к Жюльене, которая несмотря на смущение и все возрастающее непонимание, пытается сделать вид, что все в порядке.) Из-за этой женщины, моя дорогая Жюльена мои братья просто сошли с ума..
Элиза. Не преувеличивай.
Эдит. Если хочешь, совершенно потеряли голову!.. Не делай такое лицо, знаешь ли, я не слепая…
Элиза. Ты ошибаешься, я бы хотела, чтобы ты была права, но ты ошибаешься… (Жюльене) Если позволите, Мадам, я вам изложу все как есть: просто я жила с Алексом, но сама „потеряла голову“ из-за Натана. Вот так… Признайте, что это не одно и то же.
Жюльена вежливо улыбается.
Эдит. Ты была его любовницей?
Элиза. Один раз…
Эдит. А Алекс знает?
Элиза. Нет, не думаю… Одна ночь любви и разлуки… (Улыбается). Так же как у тебя с твоим начальником отдела кадров… А у вас не было такой ночи, о которой вам хотелось бы рассказать, Жюльена? Я могу вас называть Жюльеной?
Жюльена. Нет… то есть да, вы конечно можете называть меня Жюльеной… но ночи такой у меня нет… У меня не было ночи лю… конечно, у меня были ночи, но подобной не было… Я вдруг стала как-то ужасно изъясняться.
Она в большом волнении достает из сумочки носовой платок.
Эдит. Мы очень неделикатны с вами.
Жюльена. Да нет, вовсе нет.
Элиза. Она права, простите меня.
Жюльена. Меня еще не пора сдавать в утиль, даже если на то похоже!
Элиза. Я совсем не то хотела сказать! Впрочем, вы никак не производите такого впечатления.
Жюльена. Я пошутила. (Небольшая пауза) Эдит, я хотела бы сделать небольшое замечание, хотя мое положение непроизвольного слушателя может быть и не дает мне такого права, но я считаю совершенно естественным, совершенно естественным в такой день цепляться за некоторые воспоминания. „Цепляться“ — неподходящее слово, я не то хотела сказать… Как говорят, когда на что-то наталкиваешься?… Натолкнуться? Удариться?
Эдит. Мне стало легче от этого разговора. Я больше об этом не думаю.
Пауза.
Входит Натан, в руках у него корзина, из которой торчат стебли порея, морковка. Он останавливает, и какое-то время удивленно молчит.
Натан. Ты вернулась?