МОД. Да нет, ну что ты, у каждого есть свои… Да с такой фигурой ты могла бы стать манекенщицей, да кем угодно, у тебя вон даже груди нету.
СОФИЯ. Я ничего не могу. Я не могу выходить на улицу. Не могу спускаться по лестнице. Не могу дотрагиваться до дверных ручек.
МОД. В смысле? Каких дверных ручек — таких, обычных, да? (Кивает на дверь.) Вроде этой?
СОФИЯ. Я не могу к ним прикасаться. (Плачет.) Я боюсь.
МОД. Боишься к ним прикасаться?
СОФИЯ. Я боюсь всего… Ножей, ложек, дверей, ящиков. Я хочу умереть. Я не хочу больше жить. Я грязная. От меня плохо пахнет. Я гнию. Я не могу быть там, где я есть. Я сказала ему, что хочу умереть, потому что я сгнила, но он говорит, что я должна жить. Я не хочу гнить. Я хочу, чтобы у него была дочь, которая сможет его радовать, чтобы он был счастлив. Я хочу, чтобы у него была дочь, а не болезнь, обычная дочь, чтобы он был счастлив. Я хочу, чтобы меня отравили газом, чтобы меня больше не было. Привязали меня и сделали смертельный укол, чтобы я уснула и больше не просыпалась.
МОД. В Швеции это запрещено… пока что.
СОФИЯ. Я хочу, чтобы он был счастлив, я хочу, чтобы все были счастливы… они будут счастливы, если меня больше не будет, потому что с моим мозгом что-то не так.
МОД. Да, да.
СОФИЯ (помолчав). Когда столько людей умирает в Руанде, почему я не могу умереть?
МОД. Н-да… скажешь тоже…
СОФИЯ. Я голодаю не для того, чтобы похудеть и стать красивой, а для того, чтобы умереть. Ну то есть…
МАРТИН возвращается из своей комнаты, у него в руках блокнот или ноутбук, за ним идет МОХАММЕД.
Просто так легче, что ли. (Небольшая пауза.) У меня месячных не было полтора года… Так что хоть что-то во мне умерло по крайней мере.
РОГЕР. Мартин и Мохаммед пошли трахаться!
МАРТИН. Заткнись.
РОГЕР. Они идут трахаться, идут трахаться, идут трахаться, идут на трахотерапию.
МОД (СОФИИ). Да, не знаю, что и сказать…
РОГЕР (прямо в лицо МОХАММЕДУ, который проходит мимо). Если я встану на четвереньки лицом к Мекке, ты захочешь меня трахнуть? Захочешь трахнуть меня в жопу? У меня классная жопа. А может, ты хочешь трахнуть мою сестру? Хочешь трахнуть мою сестру?
МОД. Но в общем… Петер рассказывал, рассказывал, что… его же все приглашали в гости, потому что им казалось, что так здорово позаботиться о молодом человеке из Скандинавии, показать ему, как они живут, ну и всякое такое, и он сказал, что почти в каждом доме, где он был, висела фотография Гитлера или Муссолини…
РОГЕР. Хочешь трахнуть мою сестру?
МОД. И это были самые разные люди, карабинеры, учителя и простые люди, продавцы, официанты… Боже мой, Гитлер! Что же это за мир такой! Это было в основном у людей постарше, молодые в это не верят… Но я говорю ему: и что ты сделал — ведь он всегда говорит то, что думает, и тогда он сказал: мама, я был рад, что не очень хорошо говорю по-итальянски… Боже мой… что же это за мир такой!
СОФИЯ все это время не слушает, она зажигает зажигалку, подносит пламя к левому запястью, как нож.
РОГЕР. Я сам — жопа. Я классная жопа.
МОД (не очень понимая, что видит, кричит). Господи… что ты делаешь… Прекрати… Прекрати… Что ты делаешь? (Пауза.) Ты что, с ума сошла? Совсем спятила?
РОГЕР. Мохаммед — жопа.
СОФИЯ. Что такого? Это всего лишь плоть.
МОД. Ты с ума сошла.
СОФИЯ. Странно говорить это человеку, который сидит в психушке.
МОД. Господи… (Долгая пауза.) Нельзя же так!
СОФИЯ. Это всего лишь плоть. Пахнет только очень приятно.
МОД. Все, хватит. Я тебе сказала.
РОГЕР. Ты женат?
МОД. Я тебе сказала. (Пауза. Замечает АНН-МАРИ в коридоре.) Вот она. (Машет.) Привет, Анн-Мари. Иди к нам, покурим.
АНН-МАРИ растерянно останавливается — она довольно маленького роста, худая, бледная, немного костлявая, слабая, в круглых брехтовских очках, коротко стриженная, на ней кофта и джинсы. Останавливается, не знает, входить ей в курилку или нет, садится в кресло в коридоре, обхватывает себя за плечи. Одновременно из ординаторской появляется ТОМАС, в руках у него маленькая пластиковая чашка с таблетками и стакан воды, идет в курилку, подманивает СОФИЮ указательным пальцем, СОФИЯ ничего не видит — МОД указывает ей на ТОМАСА — СОФИЯ смотрит на него, не реагирует, он кивает ей, еще раз манит пальцем, потом еще раз. Через какое-то время СОФИЯ встает и медленно подходит к двери.