Ханс Улсен. А в церковь нам тоже нельзя будет ходить?
Бро (делает Хансу Улсену знак предупреждения). Ну и что мы получим, если мы примем все эти условия?
Холгер. Вы получите то, что имели до сих пор. Ясно? Впрочем, я хочу предупредить вас, что этими условиями дело еще не исчерпывается.
Аспелюнд. Мне кажется, будь я на вашем месте, я все-таки постарался бы найти какой-нибудь другой путь… Сделать бы как-нибудь народ посчастливее…
Холгер. Не в нашей власти сделать вас счастливее.
Аспелюнд. Почему же? Почему же? Вы только дайте нам право участвовать в прибылях и отведите нам наверху участки для застройки.
Холгер. Люди, завидующие своим ближним, никогда не бывают счастливы. Ясно?
Ханс Улсен. Зато те, кто захватил чужое, счастливы вполне!
Холгер (ударив рукой по столу). А разве я захватил чужое? Да что бы с вами всеми было, не будь меня? Кто сделал все, что вы видите, — вы или я?
Ханс Улсен. Да ведь делать-то помогали и другие. И с самого первого дня помогали. Так что труд здесь вложили тысячи…
Холгер. Вложили? Тогда можно сказать, что и моя чернильница тоже «вложила» свой труд, и машины, и телеграфные провода, и сила пара, и, конечно, корабли, и рабочие. Но рабочих я называю на последнем месте, потому что именно они, как правило, всегда стремятся все разрушать и портить. Ни чернильница, ни сила пара, ни машины, ни телеграфные провода этого не делают! Они не так глупы!
Аспелюнд. Крупно играете. Ничего не скажешь!
Холгер. Здесь можно бы сыграть и покрупнее. Ясно? Тогда, пожалуй, капитал в союзе с гением мог бы создать должные жизненные условия для рабочих.
Ханс Улсен. Да, условия преисподней… да…
Бро (Хансу Улсену). Если мы будем говорить в таком духе, ничего из наших переговоров не получится!
Аспелюнд. Да что уж может здесь получиться, кроме вреда! Эх, кабы вы хоть раз спустились к нам, да посмотрели бы как мы живем!
Холгер. Ну, а зачем, вы бастуете? Вы ведь уничтожаете этим больше ценностей, чем нам нужно было бы, чтобы помочь вам.
Бро. А почему вы ничего не предприняли, прежде чем мы забастовали?
Аспелюнд. Сделайте что-нибудь теперь — и все обойдется!
Холгер. Это равнялось бы тому, что я внес бы деньги в вашу кассу для вспомоществования бастующим? Так? Нет! На сей раз вы испытаете на себе все последствия того, что вы совершили! Теперь командовать буду я, лично я! Ясно?..
Бро (обращаясь к остальным рабочим). По-моему, нам нечего больше здесь делать. Пойдем. Здесь мы больше ничего не добьемся.
Аспелюнд. Да. Мы добились не большего, чем слепой Андерс, который ждет нас на улице.
Холгер. Я тоже полагаю, что ничего нового мы друг другу сказать не можем. Когда вы покончите со своей забастовочной болтовней — приходите. Ясно?
Бро. Словом, вы хотите нас на этот раз сломить? А ведь может случиться, что это не выйдет.
Аспелюнд. У нас ведь тоже чувство чести имеется! Правильно сказал старый Андерс.
Ханс Улсен. Что это ты тут болтаешь? У нас есть честь? Да где она? Всю честь забрали они — те самые молодцы, которые совращают наших женщин… и потом отправляют их в Америку.
Холгер. Хотя это не имеет никакого отношения к вопросам забастовки и никак меня не касается — о чем я вам сразу же заявляю, — я отвечу и на это. Тем более что вы вторично возвращаетесь к этому вопросу… и об этом постоянно говорится в вашей газете… У всех слоев общества есть честь, но именно по женщинам можно определить, в каких размерах честь у нас имеется: какова наша честь, таковы и наши женщины.
Аспелюнд. Да, это бывает…
Холгер. А если ваши женщины таковы, что их можно взять, как неоперившихся птенцов, голыми руками, — какая же после этого у вас честь?
Пер Стюа (до сих пор не сказавший ни одного слова). Нет, черт меня подери, если я это снесу!
(Бросается на Холгера через стол.)
(Тот вскакивает и пригибает его к столу, меж тем как Бро и Аспелюнд из всех сил тащат Пера Стюа назад.)
Бро. Оставь! Оставь!
Аспелюнд. Погоди! Наше время еще придет!
Холгер. Вон отсюда!
Халден (вбегает в комнату). Что случилось?