Э н н о к. Значит… вы?.. Я прошу простить меня. Очень прошу простить меня… Я не знал, что этот юноша — ваш сын и что он ранен…
Появляется Р о б и, левый рукав его полушубка пуст, рука на перевязи.
Р о б и. Товарищ майор, я вернулся в строй.
Т а р м и к. Значит, рана несерьезная? Отлично, отлично…
М а р и н а. Роби… Ну, слава богу!.. (Энноку.) Это он и есть…
Э н н о к. Роберт Лааст? До самой своей смерти я — ваш должник! Вас надо представить к медали… нет, к ордену!
Р о б и. Дорогой товарищ…
Э н н о к. Майор юстиции Эннок.
Р о б и. Дорогой товарищ майор, за что меня награждать? Я помог вам, вытащил вас из-под машины — ну и хорошо. Быть может, будет такой день, когда вы меня вытащите из-под какой-нибудь машины, вот мы и сочтемся! Согласны?
Э н н о к (после паузы). Если вы так думаете… Вы занятный человек. Рана не болит?
Р о б и. Пустяки. Перевязали как следует, через несколько дней забудется. У меня все раны отлично заживают, ведь правда, мама?..
Ночь. Все залито лунным светом. На снегу поблескивают крошечные ледяные кристаллики. Перекресток дорог с гладко утоптанным голубоватым снегом, посередине столб с указателем дороги.
Через сцену, по диагонали, в том направлении, куда показывает дорожная стрелка, нескончаемой колонной идут с о л д а т ы, они несут на плечах противотанковые ружья, тянут установленные на лыжах минометы, пулеметы и прочее военное снаряжение. Очень далеко, за черным горизонтом, грохочут, выбрасывая огонь, пушки, трепещут огни взлетающих в воздух ракет и красным заревом полыхают далекие пожары.
Где-то в стороне слышится сигнал трубы, и вслед за этим раздается команда, которая передается по колонне: «Стой! Привал десять минут!» Этот возглас звучит все ближе и ближе. Солдаты, которые в этот момент пересекают перекресток, останавливаются.
С а у л у с (кричит идущим впереди). Стой! Привал десять минут!..
Мы слышим эту фразу еще несколько раз — все дальше и дальше, пока она наконец не замирает.
Т у в и к е (опускает на землю противотанковое ружье, которое он нес). Проклятье… плечо совсем онемело…
С а у л у с. Длинное ружье — неплохая штуковина, но тяжелая…
Н у р к. (ложится на снег). Сколько раз я тебе говорил — понесем вдвоем!
К и к е р п у (ложится). Это противотанковое чудище и рассчитано на двоих… одному не под силу…
Т у в и к е. Подумаешь, не такое и тяжелое… просто под конец надоедает. (Садится на снег.)
Р о о п. Оно, конечно, надоедает… Курить будешь?
Т у в и к е (растягивается на снегу). Спасибо… пожалуй… не буду.
Р у у т. Звезды-то как сияют! Крепкий морозец…
С а у л у с (тоже ложится). Градусов двадцать, не меньше.
Н у р к. Больше. Видишь, ободок вокруг луны… Тувике, как ты думаешь — сколько градусов, а? Тувике?.. Заснул…
Появляется О с к а р, смотрит вдаль, затем читает надпись на дорожном столбе.
О с к а р. «Бер-ли-ин»… Ну и фантазия у людей!
Н у р к. Зато у тебя ее ни на грош… Это плохо!
Появляется Р о б и.
Р о б и. Что — плохо?
Н у р к (зевая). Оскар не верит, что мы когда-нибудь войдем в Берлин.
О с к а р. Да, не верю. Говорят, у немцев какое-то чудо-оружие… Фау.
А л е к с и у с. До чего же мне порой хочется как следует врезать тебе, Фау!
О с к а р. Ясно — ты ведь комсомолец…
Р о б и. Шел бы ты на свои сани с хлебом. Ну, шагай, шагай!
О с к а р набычивается, уходит.
А л е к с и у с (кладет под голову рюкзак, осматривается вокруг). Спят…
Р о б и. Ребята устали… Гляжу я на эти звезды и думаю: может быть, и дома кто-нибудь сейчас смотрит на них и вспоминает меня…
Пауза.
А л е к с и у с. Она красивая?
Р о б и. Очень.
А л е к с и у с. Работает?
Р о б и. Она еще только училась… хотела стать балериной… Тебя тоже кто-нибудь ждет?
А л е к с и у с (не сразу). Мою девчонку убили в сорок первом. Выстрелом через окно. Она была активисткой…
Р о б и. Кто убил, знаешь?
А л е к с и у с. Мне сразу сказали. Я взял у брата винтовку и отправился вечером к их дому. Он сидел за столом и — уплетал… я видел в окно. (Пауза.) Там и остался…