Э н н о к. Повезло?.. Вы думаете, что здесь вас не накажут?
Р о б и. Мне повезло, что я остался жив, — я во что бы то ни стало хотел вернуться. Я хотел, чтобы все знали, что мой поход туда удался… Я только поэтому и боялся смерти… только поэтому. А наказание? Я знал, что меня накажут. Наказание — неизбежная цена за ту месть, которую мне удалось осуществить.
Пауза.
Э н н о к. Еще есть вопросы к Роберту Лаасту?
К а д а к а с. Вы, безусловно, раскаиваетесь, что совершили такой тяжкий проступок, как дезертирство из части?
Р о б и. Нет, я не раскаиваюсь.
Л а й д. Совершенно очевидно, что он действовал под влиянием тяжелого психического потрясения. Это почти полностью снимает с него ответственность. Я бы даже сказала, что он не отдавал себе отчета в своем поступке.
Р о б и. Я точно знал, что делал. И если бы мне пришлось повторить все это, я не колеблясь повторил бы!
К а д а к а с. Несмотря на то, что вы офицер… то есть, что вы были офицером Красной Армии?
Пауза.
Э н н о к. Еще вопросы есть? Нет? Подсудимый, вам предоставляется последнее слово.
Р о б и. Я все сказал.
Э н н о к. Тогда трибунал начинает совещание. Уведите арестованного.
Р о б и уводят обратно в карцер. С е к р е т а р ь удаляется. Долгая пауза.
Ну, что вы скажете?
Л а й д. Я впервые в жизни заседаю в трибунале… Я могу сказать лишь одно — его надо оправдать и представить к ордену!
К а д а к а с. Правильно!
Э н н о к. К сожалению, неправильно. К сожалению… Он очень серьезно нарушил законы военного времени. Своей партизанщиной он показал крайне плохой пример всему личному, а особенно рядовому составу воинской части. Дезертирство! Самоуправство! И что хуже всего, он не выполнил боевого задания командира полка. Это проступок, за который предусмотрена высшая мера — расстрел. (Пауза.) Но, к счастью, есть кое-какие смягчающие обстоятельства. К счастью. И все же он совершил тяжкий проступок. Очень тяжкий. Резюмирую мое мнение — Роберта Лааста отправить в штрафной батальон.
К а д а к а с. Но это равносильно смертной казни!
Э н н о к. Смертная казнь через расстрел — это смерть. В штрафном батальоне человеку дается шанс остаться живым!
Л а й д. Ничтожный шанс…
Э н н о к. Но все-таки шанс.
Занавес закрывается и тут же открывается снова.
В тускло освещенном помещении штаба неподвижно стоят ч а с о в ы е, один — у знамени, другой — у двери. Но вот все это исчезает в темноте, и слева мы видим карцер.
На нарах, подложив руки под голову, тихо лежит Р о б и. Он прислушивается к музыкальным фразам, рождающимся в его воображении, и мы тоже слышим эти странные, отрывистые, будто идущие из огромной пустой пещеры глухие звуки, напоминающие крик.
Появляется М и р ь я м. Она держит руку у сердца.
Г о л о с Р о б и (словно откуда-то издалека). Я не хочу жить…
Г о л о с М и р ь я м. Надо жить!..
Г о л о с Р о б и. Я ведь уже отомстил!..
Г о л о с М и р ь я м. Надо жить — живые должны отомстить за всех невинно убитых…
Долгая пауза.
Г о л о с Р о б и. Как Мирьям танцевала… Как она танцевала.
Сверху льются звуки музыки. Кажется, сотни серебряных труб рассыпали их в воздухе и теперь они потоком падают вниз. Мелодичные звуки все падают, падают, падают… Мирьям танцует. Глухая автоматная очередь. Еще раз. Еще. Мирьям спотыкается и падает на колени. На ее груди — кроваво-красная роза…
Р о б и (вскрикивает). Мирьям!
Карцер погружается в темноту. И снова перед нами лишь штабная землянка и двое неподвижно застывших часовых…
З а н а в е с.
Действие третье
Таллинская гавань, как в первой картине. Но теперь здесь все разрушено. Портальный кран разбит и завален железным ломом. В глубине — разбитый край причала с одиноким палом. Огромный диск заходящего солнца. Сквозь серые облака пламенеет огненно-красное небо. Тени длинные, темно-синие.
Появляются К и к е р п у, Т у в и к е и Н у р к. Долго, с грустью смотрят на развалины.
К и к е р п у. Реветь хочется… Кричать!
Т у в и к е. Нет, это не то место.