А д а м (едва сдерживаясь). Денег у меня хватает, дорогая…
М э э л а. Я говорю не о деньгах.
Пауза. Адам понимает, что опять допустил оплошность.
Однако интересно, за что вы получаете деньги?
А д а м (в бешенстве). В последний раз говорю — тихо! Молчите!
М э э л а. Я прошу, ответьте мне прежде…
Адам подходит к радиоле, включает ее на полную мощность; продолжает работать; явно рассержен, однако постепенно все более сосредоточивается.
М э э л а. Вам нельзя говорить правду…
А д а м (взволнованно разглядывает свою работу). Дорогая… Сохраните это выражение… (Сосредоточенно работает.)
М э э л а. Я устала, и мне холодно… Подбросьте хоть дров в очаг!
А д а м. Ах, черт, черт, как дрожат руки! (Садится.) Хоть бы глоток коньяку… Куда вы запрятали бутылку?
М э э л а. Вы кончили?
А д а м (пристально смотрит на холст). Вероятно, я и не кончу… Отдохнем. (Подбрасывает в очаг дров, те с треском загораются.)
Мээла натягивает халат на плечи, встает, разглядывает портрет.
(Стоя в стороне, произносит боязливо.) Ну как? Длинная пауза.
М э э л а. Немного… слишком красиво… А впрочем, уже гораздо лучше. Я и впрямь кажусь вам такой задорной? Вот только глаза… вероятно, вы еще не закончили?
А д а м (подходит, останавливается перед портретом Марии, долго рассматривает его, медленно говорит). Но как же я смог тогда… Кажется, так просто…
М э э л а. Просто, а все же…
А д а м. Да, Мээла… Настоящее искусство в сути своей просто, но почему мне так трудно добиться этой простоты?
М э э л а. Не из-за ваших ли туманных мировоззрений?..
А д а м. Но почему я смог сегодня?.. Я ведь тот же, что и вчера! Мне много лет не удавались портреты… Они у меня получались какие-то тусклые, плоские и мрачные. А этот? Такого мазка у меня не было давно… давно… давно… И я чувствую в себе какой-то прилив сил, вдохновение! Я хочу работать!..
М э э л а. Тогда, может быть, продолжим? (Садится на место.)
А д а м. Постарайтесь опять найти это задорное выражение!
М э э л а. Моя злость уже исчезла…
А д а м. И вместе с ней исчезла ваша вера в завтра?
М э э л а. Мало побить вас! «Завтра», «завтра», «завтра»… Попробуйте увидеть сегодняшний день! Да, именно сегодняшний день — увидеть и верно показать…
А д а м. Сидите так… так… (Продолжает сосредоточенно работать. Длинная пауза. Несколько раз отходит от холста и с внутренним горением рассматривает свою работу, осторожно и тщательно что-то уточняет. Смотрит на Мээлу.) Если бы вы не были замужем за Киллем, то…
М э э л а. То что?
А д а м. Я принес бы в жертву все, лишь бы завоевать вашу любовь, Мээла!
М э э л а. Вы опять за свое? Вы ведь уже трезвый. Постыдились бы!
А д а м. Это настоящее чувство… Я готов сделать все что угодно, лишь бы вы мне поверили!
М э э л а. Хорошо. Хотите доставить мне большую радость?
А д а м. Да.
М э э л а. Поезжайте на завтрашнее собрание. Видите крайний квадрат в окне — из красного стекла. Когда кто-нибудь из нас собирается на станцию, мы открываем ставню: попутная машина останавливается и сигналит. Неплохо придумано, правда?..
А д а м. Нет. Не решусь…
Пауза.
М э э л а. Настоящее чувство?.. Много ли этих настоящих чувств у вас было раньше?
А д а м. Одно-единственное.
М э э л а. Мария?
А д а м. Да…
М э э л а. Почему же вы бежали от нее, раз так любили?
А д а м. Потому и бежал.
М э э л а. Из-за любви?
А д а м. Да… Глупый, я не решился тогда крепко схватить жизнь за шиворот. Я должен был забрать Марию и уйти! Жить, пусть впроголодь, но жить с ней, с ней… А я не решился. Думал, встану на ноги и вернусь. Я так и сказал Марии, когда писал ее портрет, но она только посмотрела на меня ужасно печальными глазами и ничего не ответила.
М э э л а. Ничего не ответила…
А д а м. Она была моей первой любовью… Большой и чистой. И года не прошло, как я услышал, что она родила. Это так ошеломило меня, что я уже не верил ни одной женщине, я в каждой видел врага и всем им мстил за нанесенное мне оскорбление… Кому дано понять душу женщины?.. (Подходит к портрету Марии.) Почему она не ждала меня? Почему не вышла замуж за отца ребенка?.. Почему назвала сына Киллем?.. Никто не в состоянии ответить на эти вопросы…