О т т ь. Мужа?
С и л л и. Да. Я сказала, что замужем… Так спокойнее. Ну что?.. Согласен? Слушай дальше… Какая там птицеферма! Оказывается, мы все неправильно делали. Теперь бы я сумела…
О т т ь. Вот и организуй здесь настоящую птицеферму!
С и л л и. Такой механизатор, как ты, смог бы зарабатывать там двести рублей в месяц…
О т т ь. Наш «Борец» тоже встает на ноги. Будущей весной возьму себе несколько участков сахарной свеклы и гибрида брюквы. Бьюсь об заклад, в новом свинарнике скоро станет тесно!
С и л л и. Значит, ты не хочешь уйти со мной?
О т т ь. Представь себе на минуту, что идет война, а я ищу жизни полегче и местечка побезопаснее. Как бы ты отнеслась к этому?
С и л л и. Но ведь войны нет…
О т т ь. Идет битва за то, чтобы жить в достатке. Теперь ответь, где мы нужнее — в «Авангарде» или здесь?
С и л л и. Я совсем забыла, ты же парторг… Спасибо за содержательный политчас. Я почти перевоспиталась. (Помолчав.) Значит, ты не любишь меня.
О т т ь. Люблю. Крепко люблю — вот поэтому ты и должна остаться здесь!
С и л л и (подходит к Оттю, прижимается). Уйдем отсюда, Отть, дорогой… Уйдем со мной!
О т т ь. Силли…
С и л л и. Я ведь уже говорила тебе… только когда поженимся… (Целуются.) Теперь иди. Иди… будь хорошим.
О т т ь. Иду. Я все еще надеюсь, — может, к утру передумаешь и придешь в мастерскую. Ты тихонько входишь, я даже не замечаю… и вдруг я ощущаю на своем плече твое прикосновение… Это была бы самая счастливая минута моей жизни!
С и л л и. Иди, мой хороший, и помни: утром я жду тебя на автобусной остановке. И тогда я буду с тобой всегда — и днем и ночью… Ну, иди же! (Выталкивает Оття.) До завтра! (Закрывает дверь, грустно стоит у порога.)
Темнеет.
Ночь. Темно. Слева стоят Ю р и А а с м а и М а р и, справа неподвижно застыла И н г р и д.
Ю р и. Я тебе запрещаю говорить так!
М а р и. Мы с тобой из одной деревни… Не всегда же ты был милиционером! Попытайся быть просто человеком…
Ю р и. Уходи!
М а р и. Не забирай Яака…
Ю р и. Тебе говорят — уходи!
М а р и. У тебя же у самого ребенок. Случись с ней беда…
Ю р и. С ней не случится. Ее правильно воспитывали.
М а р и. И Ленин, говорят, взывал к совести милиции…
Ю р и. …чтобы не потакала преступникам.
М а р и. Не знаю, чем тронуть твое сердце!.. Господи, помоги и вразуми… Слушай, Аасма, у меня много денег на сберкнижке.
Ю р и. Ну и что?
М а р и. Ты словно каменный.
Ю р и. Взятку предлагаешь? Учти, теперь отвечают оба: и тот, кто взял, и тот, кто дал.
М а р и. Пусть посадят меня — лишь бы парня не трогали. Виновата во всем одна я… Нельзя ребенка только баловать. Нельзя. Еще когда в школу ходил, мы все ему деньги совали. Это его и испортило! Господи, до чего сердце дрожит… Все отдала бы, что накопила… Все деньги! Их у меня немало — больше двух с половиной тысяч наберется! Я тебе, милиционер, ничего не предлагала. Я так, про себя, рассуждаю. (Помолчав.) Все потихоньку да по-честному накоплено — сад дает немало, упитанную телочку сдала на мясо. А какие у меня гуси! Известно — жизнь недешевая, да и велик ли заработок!
Ю р и. В последний раз предупреждаю: если сию минуту не уйдешь, Яаку хуже будет. Уходи, может, я тогда и забуду. Уходи!
М а р и (нехотя делает несколько шагов, замечает стоящую поодаль Ингрид и подходит к ней). Ингрид, доброе дитя… Что же делать? Поговори с отцом, упроси его. Не умею я…
Юри нервно закуривает папиросу. Ингрид молчит. М а р и, тихонько всхлипывая, проходит налево.
Ю р и (нервно ходит взад-вперед; останавливается возле Ингрид). Думаешь, у меня меньше твоего душа болит из-за этого паршивца Яака?
Темнеет.
Действие третье
Кухня в доме Таавета. Перед плитой на чурбане сидит подвыпившая Э л ь з а.
Э л ь з а (поет со слезами в голосе). «Для тебя все цветы цветут… Для тебя и пташки поют… С днем рожденья тебя поздравляют…».
Из соседней комнаты появляется Т е л и л а.
Т е л и л а. Одна распеваешь?
Э л ь з а (всхлипывает). Одна как перст…