Гошлыев начинает смеяться ни с того ни с сего. Все смотрят на него удивленно.
Г о ш л ы е в. Послушайте!.. Вы знаете, что значит — Мерджен? Мерджен — это коралл!.. Есть такой морской моллюск. А моллюск — это беспозвоночное существо, покрытое раковиной, мягкотелое…
Ш и х н а з а р о в. Мягкотелое?.. Я бы не сказал этого про нашу Мерджен.
Г о ш л ы е в. Да, да, мягкотелое существо, обычно без внутреннего скелета, которое обитает в морских водах…
О р а з (берет книгу из рук Гошлыева, пробегает глазами заметку). Если уж ты решил информировать нас, то надо читать все, что здесь написано! Мерджен — камень. Драгоценный камень ярко-красного, белого или розового цвета… (Закрывает книгу, кладет на место.)
Входят Х е к и м о в и А й н а. Садятся.
Х е к и м о в. Теперь вы знаете точку зрения министерства. И у нас нет иного выхода, Айна Амановна. Я, как вы понимаете, тоже за высококачественную продукцию. В этом вопросе я всей душой на стороне ОТК и поддерживаю все ваши, с Мерджен Мурадовной, требования. Естественно, в наши дни стыдно выпускать продукцию низкого качества. Выполнение плана, да еще за счет доброкачественной продукции, — сейчас это должно быть нормой, обычным явлением. Именно поэтому как директор фабрики я считаю выполнение плана нашим священным долгом. Это не просто план, это — государственный план. Его надо обязательно выполнить. Надо держать данное слово. Ведь логично? Никаких других вариантов быть не должно.
Ш и х н а з а р о в. Нурлы Хекимович, разрешите мне сказать вам два слова.
Х е к и м о в. Два слова? Пожалуйста. Даже три, если это имеет отношение к делу.
Ш и х н а з а р о в. Имеет, имеет. Нурлы Хекимович, скажите, должны мы выпускать продукцию хорошего качества? Я считаю, что должны. Даже обязаны. Так о чем же мы здесь спорим?
О р а з (горячо). Есть такое понятие, как рабочая совесть, рабочая честь! Речь идет об этом.
К у р б а н о в (внезапно раздражается, Шихназарову). Я считаю… Мы обязаны… Тоже мне — грамотей нашелся! Чем ты кичишься? Подумаешь? Выпускаешь какие-то покрышки для мячей…
Ш и х н а з а р о в. А ты разве не в курсе, что эти мячи имеют Знак качества?
К у р б а н о в. В курсе, в курсе. Мне все известно. Только на твоих мячах со Знаком качества наша обувная фабрика далеко не уйдет. Подчеркиваю, мы прежде всего — обувная фабрика. Пусть и наш цех обеспечат тем же материалом, какой получаете вы, и тогда посмотрим, чей скакун окажется на финише первым!
Х е к и м о в. Не понимаю. Что ты хочешь сказать этим, Курбанов?
Курбанов угрюмо молчит.
Г о ш л ы е в. Ну, говори же! Что как воды в рот набрал? Говори.
К у р б а н о в. И скажу. Не хотел, но теперь скажу. Всякому терпению рано или поздно приходит конец!
Г о ш л ы е в. Ну, ладно, что пыжишься, словно варан в пустыне? Того и гляди, лопнешь!
Ш и х н а з а р о в. Жаль, если не лопнет!
К у р б а н о в. Не лопну, не надейтесь. Нурлы Хекимович, вы когда-нибудь всерьез интересовались, почему мой цех дает так много брака?
Х е к и м о в. Я интересуюсь не только одним твоим цехом. Мой долг как директора интересоваться даже тем, что вы едите в обеденный перерыв в нашей рабочей столовой, дорогой товарищ Курбанов. Ведь логично?
К у р б а н о в. Не очень-то вы интересуетесь проблемами нашего цеха, Нурлы Хекимович.
Х е к и м о в. Что ж, видно, теперь придется проявить к нему повышенный интерес.
К у р б а н о в. Вы хоть раз прочли внимательно мой рапорт, вернее — мои многочисленные рапорты? Вот вы все в один голос трубите: второй цех выпускает брак. Брак, брак, брак! Это верно. Но почему? По какой причине? Ведь это главное.
Г о ш л ы е в. Второй цех выпускает брак по той элементарной причине, что начальник цеха не справляется со своими прямыми обязанностями.
К у р б а н о в. Что касается моих обязанностей и того, как я с ними справляюсь, — это тема особого разговора. Лучше об этом сейчас не говорить. Будет только хуже…
Г о ш л ы е в. Как это понимать? Что значит — будет только хуже?
К у р б а н о в. Словом, был брак во втором цехе — и будет! Ясно вам?
Х е к и м о в. Послушай, Курбанов, ты не спятил? Ты понимаешь, что ты говоришь?
К у р б а н о в. Я-то понимаю… А вы, Нурлы Хекимович, часто интересуетесь, какие ко мне поступают материалы? Из кожи, которую я получаю, нельзя шить не то что обувь для детей, даже шихназаровские мячи. Хорошо, допустим, кожа плохая, другой кожи не дают нам, но ведь и эту плохую кожу мы не можем получить своевременно. Кроме того, мы идем не в ногу с модой, не учитываем спроса и вкуса покупателей. Наша обувь устаревает морально, не дойдя до детских ножек. Обувь, которую мы шьем в спешке, в погоне за цифрами плана по выпуску обуви, бумерангом возвращается к нам же на фабрику. Мы платим штрафы, затем мы перешиваем эту обувь, тратим много лишнего труда и материалов. Но заработная плата рабочих остается прежней. Отсюда — никто не заинтересован в работе, отсюда — текучесть кадров. Один работает шесть месяцев, другой — три, затем — прощай фабрика! Ветеранами труда мы называем таких, кто работает у нас на фабрике три-четыре года. Смешно!