А й н а. Нурлы Хекимович!..
Х е к и м о в. Айна Амановна, о чем еще может быть разговор? Мы не снимаем с повестки дня вопрос об улучшении качества нашей продукции. Мы накажем тех, кто этого заслуживает. Но сейчас перед нами одна задача: мы должны дать в три дня двадцать восемь тысяч пар обуви. Надеюсь, все меня правильно поняли, товарищи?
А й н а. Значит, опять погоним брак? Как же так, товарищи? Где же у нас совесть?
Г о ш л ы е в. Надо выполнить план! Надо выполнить обязательства! Вот где наша совесть!
А й н а. Мы, ОТК, не позволим вывезти за ворота фабрики ни одной пары бракованной обуви!
О р а з. Товарищи, давайте разберемся! Я помню наше последнее собрание, где мы все в один голос ратовали за качественную продукцию, где мы говорили о рабочей чести, совести, а сегодня мы фактически берем за горло руководство ОТК, людей, которые всей душой болеют за производство и больше всех заботятся о качестве продукции.
Входит А й г ю л ь, кладет на стол Хекимова папку с бумагами.
Х е к и м о в. Что это?
А й г ю л ь. Заявления об увольнении.
Х е к и м о в (открывает папку). Так… Хаджи Рахманов… А это кто? Закройщик Искендеров?.. А ему-то что надо? Чего он хочет?
А й г ю л ь. Не знаю. Он там, в приемной. Говорит: не уйду, пока Хекимов не наложит резолюцию. Впустить его, Нурлы Хекимович?
Х е к и м о в. Нет, я сам. Извините, товарищи. Покину вас на одну минуту. (Встает, выходит.)
Ш и х н а з а р о в. Айгюль, красавица, переходи работать в наш цех. Научу тебя шить покрышки для мячей со Знаком качества.
А й г ю л ь. Я, красавец мой, не футболист, и меня мячами со Знаком качества не соблазнишь. Я предпочитаю хорошие модные туфли. (Выходит.)
Ш и х н а з а р о в. Ей можно ходить и в чарыках, ей все идет. Даже бракованные туфли на ней покажутся хрустальными башмачками.
Входит Х е к и м о в, садится за стол, хмурится, комкает заявления, кидает их в корзину.
Г о ш л ы е в. Нурлы Хекимович, я бы не стал задерживать тех, кто хочет уйти. Как говорится, насильно мил не будешь.
Х е к и м о в. Мне нужны кадры, Гошлыев. Кадры! Я нуждаюсь в рабочих, хорошо знающих свое дело.
Г о ш л ы е в. Да, но если человек не хочет…
О р а з. По-моему, надо шире и всесторонне подходить к проблеме качества…
Г о ш л ы е в. Сейчас мы должны думать только о плане, об обязательствах, молодой человек! Разве не ясно?
О р а з (не слушает Гошлыева). И Курбанов, и Мерджен Мурадовна, и Айна правы! Мой цех обеспечивается материалами не лучше, чем цех Курбанова. Болезнь одна. И тем не менее…
Г о ш л ы е в (насмешливо). «Болезнь, болезнь»! Ты что — медицинский кончал?
О р а з. И тем не менее с начальника цеха спрос особый. Он — и только он! — прежде всего отвечает за работу своего коллектива. Курбанову как минимум следовало бы влепить строгача, так как в некачественной продукции, которую производит его цех, повинен главным образом он.
Г о ш л ы е в. Ай, молодец, Ораз-джан! Ты, оказывается, башковитый малый!
А й н а. А по-моему, неправильно всю ответственность взваливать на начальника цеха. Низкое качество продукции — это и результат серьезных просчетов в общей организации производственного процесса на фабрике. А кто в этом виноват? Разумеется, руководители фабрики, партийный актив. Разве я не права?
Г о ш л ы е в. Нет, товарищи, эта девушка докопает нас сегодня! При чем здесь руководители фабрики? Кош-шмар!
Х е к и м о в. Продолжайте, продолжайте, Айна Амановна. Очень интересные мысли. Чувствую, мы поймем друг друга.
А й н а. Нурлы Хекимович, я уверена, вам не понравится то, что я скажу. Поэтому позвольте мне ограничиться сказанным.
Х е к и м о в. Напрасно. Повторяю: я — за критику. Если вам есть что сказать, пожалуйста, пожалуйста. Кто сказал «а», тот должен сказать и «б».
А й н а. Хорошо, я скажу. Мы с Мерджен Мурадовной считаем, что наша фабрика работает неритмично, неравномерно. В начале каждого месяца мы находимся в состоянии летаргии, спим, а как только месяц подходит к концу, у нас начинается переполох. Нас лихорадит. Объявляется аврал, возникает суматоха. Какое может быть качество у обуви, сшитой наспех, в суете?