Х е к и м о в (заражаясь настроением Мерджен). Не только, не только конфеты. Извини, Мерджен, у тебя плохая память. Иногда и нечто посущественнее…
М е р д ж е н. Да, однажды ты дал мне деньги на пальто. Двести рублей. Я помню это. Боже, какой стыд!
Х е к и м о в. Уже пять лет ты работаешь начальником отдела. Я тебя сделал. Ездишь за границу, то, се… Я выдвинул тебя на производстве.
М е р д ж е н. Да, и задвинул в жизни. Мне тридцать один год, но у меня нет семьи, нет детей. А что женщина без семьи?! Медуза на берегу! Сгусток жижи! Ничто! (Долгая пауза.) Семья! Вот главнейшее человеческое производство!
Х е к и м о в. Но ведь все было добровольно, Мерджен. (Мягко, немного лирично.) Вспомни. Мы поехали в Фирюзу, уютный домик, пили шампанское, ели икорку. Ты сама позволила поцеловать себя… Сама, добровольно.
М е р д ж е н. Замолчи! Мне жутко вспоминать. «Шампанское, икорка». Это были противотанковые гранаты — в слепого котенка.
Х е к и м о в. Все было честно, Мерджен.
М е р д ж е н. Честно?! Это было гнусное насилие. И обман! Обман!
Х е к и м о в. Ну, ну, не передергивай факты, пожалуйста!
М е р д ж е н. Да, насилие. Ты раздавил меня — как танк улитку! — своей опытностью, своим авторитетом, своим положением, своей машиной. Но ведь это все не твое. Это то, что дало тебе общество, государство. В сущности, это была элементарная купля. Купля женского тела, а душа приложилась.
Х е к и м о в. Я думал и думаю иначе, Мерджен. Мы были равными партнерами. Мы были просто мужчиной и женщиной. Адамом и Евой!
М е р д ж е н. Демагогия. Между мужчиной и женщиной не может быть равенства и не может быть равноправия.
Х е к и м о в. Это уже новости! В нашем-то обществе?
М е р д ж е н. Да, да, не может. Ни в каком обществе! За эти десять лет ты четырежды отправлял меня в больницу, где из меня выскабливали моих детей. Это равноправие?! Равенство?! Ты принуждал меня убивать их! Моих детей! И твоих! Де-тей!
Х е к и м о в. Перестань, Мерджен. Можно подумать, ты одна…
М е р д ж е н. В том-то и дело. Нас — легион. Вы-то в стороне. Вас не распинают в медицинских станках. Это называется равноправие? Равенство?!
Х е к и м о в. Фу, какой натурализм, Мерджен! Общество не считает это детоубийством.
М е р д ж е н. А я, женщина, — считаю! И я не одна такая.
Х е к и м о в. У тебя нет права говорить за всех. Не все хотят рожать без конца.
М е р д ж е н. Да, не все… После того, как отведают вашего равноправия. Вашей любви! Ваших подачек! После того, как вы превратите нас в неврастеничек, калек, в медузьи сопли! После того, как вы растлите нас, навязав нам свои варианты любви. Вернее, то, что вы, оболгав многократно и в книгах, и в кино, смеете называть любовью!
Х е к и м о в. Любовь одна — и для мужчин, и для женщин. Повторяю, мы равноправны, Мерджен.
М е р д ж е н. Гнусная ложь! Избавьте нас от зависимости — прежде всего материальной, и мы вам докажем конкретно и зримо, что нет между нами равенства, равенства между мужчиной и женщиной. Нет и не может быть!
Х е к и м о в. Какая чепуха!
М е р д ж е н. Да, да, мы — антиподы. Но мы — лучше вас, чище!
Х е к и м о в. Голословное утверждение.
М е р д ж е н. Это аксиома.
Х е к и м о в (насмешливо). А если конкретно?
М е р д ж е н. Конкретно? Мы создаем главное! Мы, женщины, даем жизнь человечеству! Вы, мужчины, убиваете людей! На протяжении веков! При любых обстоятельствах. Равенство с вами было бы оскорбительным!
Х е к и м о в. Какая риторика!
М е р д ж е н. Это истина! И вот… в последнее десятилетие вы додумались расправляться с нашими детьми в наших же телах. Под благовидными предлогами. Вы узаконили этот акт, сделали его банальным пустяком.
Х е к и м о в. Но почему мы? Почему мы, Мерджен?
М е р д ж е н. А кто же? Вы принудили и приучили нас к детоубийству. Вы почти развили в нас равнодушие к этому. Иногда мы даже не плачем там… Только кричим. Вы нарушили сущность наших женских душ!
Х е к и м о в. Ты сгущаешь краски, Мерджен.
М е р д ж е н. Нисколько. Все гораздо хуже, Нурлы. В действительности, в перспективе все гораздо сложнее и трагичнее. Однако имейте в виду, что и себе в души и судьбы вы гадите, как гадит в штаны спившийся, валяющийся под забором мужичонка!