С а п а р (вглядывается). Да, идут двое. Это не наши. Направляются в нашу сторону. (Поднимает ружье.)
А т а - Т ю р к. Погоди, Сапар, сначала надо узнать, кто такие.
С а п а р. Иди, Ата-ага, сообщи дяде Мердану, а я буду следить за ними.
Ата-Тюрк уходит. Сапар прячется за кустом верблюжьей колючки.
Появляются Г е л ь д ы - Б а т ы р и А н т о н о в.
Г е л ь д ы - Б а т ы р. По-другому надо было действовать, Георгий.
А н т о н о в (оглядывается). Что тебе не нравится в наших действиях, Гельды?
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Я думаю, не лучше ли тебе вернуться назад, к отряду?
А н т о н о в. Перестань. Опять ты об этом… Осторожничаешь.
Г е л ь д ы - Б а т ы р. На сердце у меня неспокойно, Георгий. Кроме того, в народе у нас говорят: «Осторожность украшает джигита».
А н т о н о в. Пока мы делаем все правильно, товарищ командир. Вон за барханом наш конный отряд. Если что — ребята подоспеют.
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Говорю, тревога на сердце, Георгий. Все-таки веду тебя в логово хищного зверя.
А н т о н о в. Не ты меня ведешь — долг наш партийный, советский ведет нас обоих. Да и не ты ли говорил мне о Мердане-Пальване как о человеке, не лишенном благородства?
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Времена меняются, Георгий. Меняются обстоятельства — и человек меняется.
А н т о н о в. Но если не переговоры — тогда, значит, бой, Гельды?
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Да, бой. Нас меньше, но на нашей стороне внезапность. Окружим банду — и ударим. А потом пусть наш, советский суд определяет степень вины Мердана-Пальвана.
А н т о н о в. Послушай, Гельды, в самый последний момент ты меняешь точку зрения. Как это понять?
Г е л ь д ы - Б а т ы р (несколько раздраженно). Не знаю, Георгий, не знаю.
А н т о н о в. Я знаю. На тебя действуют все эти разговоры о твоем родстве с Мерданом-Пальваном. Решение вопроса вооруженной схваткой заткнуло бы рты всяким там Тилькичиевым, попрекающим тебя симпатией к брату жены. Разве не так?
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Возможно, ты прав, Георгий. Возможно. Но самое странное… самое странное, друг, это то, что я и в самом деле симпатизирую Пальвану. И проклинаю себя за эту слабость. Но ничего не могу поделать. Все-таки брат жены, а?
А н т о н о в (усмехается). Самое странное, что я и сам симпатизирую ему! Из-за тебя, Гельды, из-за Сахрагюль… И очевидно, это совсем не странно, а очень даже по-человечески. Не истуканы же мы каменные, живые люди. Опаснее другая крайность — ожесточиться до потери всего человеческого.
Г е л ь д ы - Б а т ы р. А что на этот счет говорят умные книги, наша великая теория? Все-таки ты мой комиссар, должен знать.
А н т о н о в. Великая теория тоже на нашей стороне, Гельды. Тот, чье имя носит эта наша теория, считает, что государство отсекает от себя свои живые части всякий раз, когда оно делает из гражданина преступника. Поэтому не будем терзаться. Мы действуем разумно. Надо непременно перетянуть Мердана-Пальвана на нашу сторону, если это, конечно, возможно. Пусть его люди вернутся в свои аулы, к семьям. Кроме того, если мы сейчас навяжем Мердану-Пальвану бой, он может уклониться от него. Он не дурак, уйдет еще дальше в Каракумы и еще больше ожесточится. То, что мы делаем с тобой сейчас, это тоже сражение. Мы обязаны думать о завтрашнем дне. Если Мердан-Пальван примет наши условия, дайхане десятков аулов избавятся от страха перед грабежом, получат возможность спокойно заняться крестьянским трудом. Люди не будут бояться идти в кооперативы.
Из-за куста выходит С а п а р.
С а п а р. Эй, руки вверх! Иначе уложу на месте!
Г е л ь д ы - Б а т ы р (тихо). Ну вот, попались.
А н т о н о в. Спокойно, спокойно, командир.
С а п а р. Эй, Гельды, не шевелись, а не то наполню твое поганое нутро горьким дымом! А ты, в остроконечной шапке, подними руки повыше! Еще, еще! Вот так.
Г е л ь д ы - Б а т ы р. Щенок, молокосос! Чего надрываешь горло? Лучше пойди скажи своему самозваному хану, что к нему пришел Гельды-Батыр. И не балуйся с ружьем. Рядом мои ребята.
С а п а р (неожиданно испуганно кричит). Дядя Пальван! Дядя Пальван! Большевики напали!..
Появляется М е р д а н - П а л ь в а н.
М е р д а н - П а л ь в а н. Что за крик? Кто здесь воет, словно голодный пес?