Лариса. Ты не оглядывался?
Ипполит. Оглядываться нельзя, когда Гмырь, я знаю.
Лариса. Так оглядывался или нет?
Ипполит. Нет, не оглядывался.
Лариса. А я сегодня хотела пройтись по магазинам…
Раздается стук в дверь.
Лариса (шепотом). Это Гмырь.
Филипп (из-за двери). Откройте.
Ипполит. Это Гмырь, не открывайте ему. (Пауза.) А, может, не Гмырь. (Пауза.) Если не Гмырь, то — Филипп. (Пауза.) Или, все-таки, Гмырь?
Филипп. Откройте.
Лариса. Если Филипп, у него должен быть ключ.
Ипполит. У тебя есть ключ?
Филипп (открывая дверь ключом). Спасибо. А я думал, не заперто. (Входит.) Я не смог перейти дорогу. Перейти дорогу. Перейти дорогу. Если вслух сказано «переход запрещен» — это больше, чем красный сигнал светофора. И там всюду было полно милиции и ОМОНа. Проезд по улице, по-моему, тоже закрыт. Я пошел вдоль тротуара, и у перекрестка меня остановили. А в проходном дворе, дворе, дворе… стоял Гмырь. Я побежал, не оглядываясь. Знаю, что нельзя оглядываться, когда Гмырь.
Лариса. А я сегодня хотела пройтись по магазинам…
Филипп (меняясь в голосе). А уже здесь, перед дверью... Это ужасно! (Всхлипывает, вытирает глаза платком.) Мне вспомнилось… когда я был маленьким… это, кажется сразу после рождения… Но так ясно, словно сон наяву. Я лежал в палате вместе с другими… было холодно… то есть формально, по градусам Цельсия, было, наверное, тепло… но в каком-то другом смысле — жутко холодно. Почти как в морге… то есть на столах все лежали, как в морге, и у каждого к ноге была привязана картонка с номером… И было тихо, никто не плакал, хотя — младенцы… Ну, ведь это же страшно, когда не плачут — правда? (Возвращается к двери, запирает ее на ключ.)
Лариса. Ты что, подслушивал?
Филипп. Это в каком смысле?
Лариса. У нас тут разговор был на детскую тему.
Человек в халате. Как раз об этом обычае отнимать ребенка у матери сразу после рождения и перемещать в общую палату. Это, знаете, серьезно — рвутся нити естественной привязанности между ребенком и матерью и так далее, с вытекающими последствиями. Вот не так давно был случай, когда молодая мать…
Филипп. Вы хотите сказать, что я стоял здесь под дверью и слушал, а потом стал что-то такое придумывать в тему… с какой это стати?
Человек в халате. Успокойтесь. Спонтанная регрессия — это бывает. Хотя обычно наша память не заглядывает так глубоко. А что касается драматичных подробностей — не придавайте значения. Память склонна фантазировать. Или, может быть, на фоне регрессии имело место предвосхищение событий, взгляд в будущее... в котором каждый из нас будет вот так лежать на столе... с номерком привязанным.... или почти каждый. У вас прежде были случаи предвидения событий? Может быть, вещие сны снились. Нет?
Филипп. Нет.
Ипполит. А мне снились.
Филипп. Здравствуй, Ипполит.
Ипполит. И ты здравствуй.
Филипп. Кажется, нам пришло время поговорить как мужчина с мужчиной.
Ипполит. Мужчина с мужчиной, затем и пришли.
Филипп. Поговорить.
Ипполит.Прояснить отношения, отношения, отношения…Господи, столько лет жили, и все ничего, и вдруг — на тебе.
Филипп. Ага. (Подходит к столу, садится, наливает себе, пьет.) Это сходство с моргом … не оставляет меня… как-то гнетет до сих пор. И еще... мне показалось, когда вспоминал, что кто-то снял с моей ноги номерок... или он сам отвязался... а потом привязал снова. Это фантазия памяти да?
Человек в халате. С точки зрения логики не исключены оба варианта.
Филипп. Тогда, может быть, он уже не мой номерок привязал, а чей-то другой. И в итоге выходит, меня подменили на кого-то другого, и я — это уже не я?
Лариса. Бедненький. Иди, я тебя пожалею.
Человек в халате. В принципе такая подмена возможна... и с новорожденными младенцами это проделать проще, чем с мертвецами. Их еще плохо знают в лицо в том мире, куда они пришли, — то есть младенцев. Но ваше «Я» здесь ни в коем случае не страдает. Это местоимение всегда указывает на того, кто его произносит — независимо от того, кем он является на самом деле.
Филипп. Значит, я это я — уже облегчение. Но остается вопрос — кто я.
Человек в халате. Трудно сказать. Допустим, к примеру, что вы с Ипполитом лежали младенцами в одной палате и вас перепутали друг с другом… Тогда все равно вы в полной мере остаетесь Филиппом, а он — Ипполитом, потому что имена вам дали уже после того, как перепутали.
Филипп (после паузы). Не совсем так, потому что имя мне выбрали еще до рождения. Так что, родившись, я уже сразу был Филиппом… или Ипполитом?