НИКОЛАЙ. Летний Сад, Копенгаген... Цену, что ли, набиваете?
ВАЛЕНТИН. Что вы! Какие тут могут быть деньги? Но оставляю за собой право использовать идею этой композиции в каком-либо будущем коммерческом проекте.(Одергивает пиджак на пугале, смотрит.) Пусть отвисится. Покажет себя, так сказать. А завтра продолжим.
Затемнение.
Картина 5
Петров и Елена. Утро. Поют птицы. Сперва — тихо, потом их голоса постепенно становятся громче.
ПЕТРОВ. Ты знаешь, я видел тебя несколько раз там, на каких-то соседних участках, но мне каждый раз казалось, что это не ты.
ЕЛЕНА. А это была я?
ПЕТРОВ. До сих пор не уверен. Так ведь и раньше бывало… иду, а навстречу — ты… в красном таком платье.
ЕЛЕНА. У меня не было никогда красного платья.
ПЕТРОВ. Так я и хочу сказать, что не ты оказалась на самом деле… Хотя не проверял, перешел на другую сторону улицы. В то время видеть тебя не хотел… свежа была история.
ЕЛЕНА. Думаю, что и я не хотела.
ПЕТРОВ. Так это была все-таки ты?
ЕЛЕНА. Говорю же, у меня никогда не было красного платья.
ПЕТРОВ. А синее — нет, не синее, скорей бледно-голубое, с поясом и широкими карманами?
ЕЛЕНА. Нет, не мое.
ПЕТРОВ. А костюм… серый, материя как бы с ворсом, юбка прямая, с разрезом сбоку, над разрезом две пуговицы, блузка голубая с какими-то штучками у ворота…
ЕЛЕНА. Ты так хорошо все помнишь?
ПЕТРОВ. Какие туфли могу сказать, и какая сумочка.
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Я так и подумал... А джинсовая юбка и кофта… такая, вроде бы не то серая, не то зеленая. С широкими рукавами… а манжеты узкие.
ЕЛЕНА (смеется). А есть кто-нибудь, у кого не было джинсовой юбки?
ПЕТРОВ. Значит, опять не ты?
ЕЛЕНА. Значит, не я.
ПЕТРОВ. Обманываешь…Ничего не значит. Логически одно из другого никак не следует. А сейчас, передо мной? Сейчас это ты?
ЕЛЕНА. Не скажу.
ПЕТРОВ. Иногда… иногда хочется пристрелить кого-нибудь… Прямо сразу. Особенно этого — в шляпе. Я, между прочим, тем утром видел тебя не одну, а с ним, и он-то мне уж не померещился.
ЕЛЕНА. Иди, пристрели. Ружье уже повисело.
ПЕТРОВ. Вот и пойду.
Бежит наверх. Птичьи голоса достигают полной громкости.
Звук выстрела, птицы смолкают. Через одну целую и пятьдесят семь сотых секунды еще один выстрел.
Быстро возвращается. Через короткое время птицы начинают петь снова.
ЕЛЕНА. Полегчало?
ПЕТРОВ. Расскажу про джинсовую юбку. Мы ехали в метро. В метро это было. Ты стояла у двери… не рядом, а чуть в стороне. Твое лицо — я видел его в профиль. Не знал, ты ли это… У тебя тогда пушинка пристала к щеке — маленькая такая пушинка, почти незаметная. Словно ты только сейчас подняла голову от подушки.
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Мы вышли вместе. Как бы по взаимному сговору притворяясь, что не знаем друг друга. Будто только сейчас познакомились. Шли по незнакомой улице. По другой, тоже незнакомой. Ты взяла меня под руку. У высокого серого дома сказала: «Здесь я живу».
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Тяжелая дверь, застекленная, солидная, а ручка чужая — скоба с деревянной накладкой. За дверью двенадцать ступенек к лифту. На девятой я споткнулся и старик в черной шапочке, который спускался нам навстречу, посмотрел на меня сочувственно и сказал: «Осторожно, здесь скользкие ступеньки». Лифтом поднялись на четвертый этаж. Там тоже дверь… естественно… А утром я ушел, ты еще спала.
ЕЛЕНА. Ты тогда убежал — зачем?
ПЕТРОВ. Наверное, это был не я.
Затемнение.
Картина 6
Петров один.
ПЕТРОВ. Историю вспомнил, как у графа была жена, и он на охоте — что там было, какой-то несчастный случай, — порвалось платье …
Появляется Николай. Подходит к пугалу, которое стоит в пиджаке, но без зеленой шляпы, которая была в предыдущей сцене.
НИКОЛАЙ. Стреляли?
ПЕТРОВ. Или сам граф его разорвал… В общем, оголилось плечо, и на плече своей жены граф увидел клеймо в виде лилии. Которое говорило о преступном прошлом его супруги.
НИКОЛАЙ. Калибр известный. Две дырочки, но в таком месте и одной достаточно. Стреляли сверху и немного справа. (Прогоняет муху, видимо усевшуюся на лацкан пиджака.)
Раздается шум мотора. Николай прислушивается. Шум затихает.