НИКОЛАЙ. Впечатляет, но лежит за пределами моих интересов.
ПЕТРОВ. Может быть, дадите послушать какие-нибудь голоса из вашей коллекции?
НИКОЛАЙ. Обязательно дам, когда придет время, а оно придет скоро. Но как профессионал профессионалу скажу, что не голоса мне интересно записывать, а тишину: тишину леса в одиннадцать часов утра, тишину поля, тишину берега вод. А что такое тишина? — рассеянный в пространстве звук, который останется и, когда топор дровосека не будет уже раздаваться, и крик полковника прекратится.
ПЕТРОВ. Компьютерные технологии позволят создать в комнате, где стоит аппаратура, и эхо и тишину любого сорта.
НИКОЛАЙ. А благородное молчание Будды можно будет воспроизвести?
ПЕТРОВ. Молчание — привилегия человека. Если компьютер замолчит, пользователь это не поймет правильно. Но ничего невозможного в принципе я здесь не вижу. И вполне могу допустить, что молчание иностранца Смита, наступившее, может быть, когда он боролся с приступом внезапной икоты, при компьютерном воспроизведении будет отредактировано так, что прозвучит как благородное молчание Будды. Или, по крайней мере, именно так будет воспринято слушателем.
НИКОЛАЙ. Значит, мы когда-нибудь услышим это благородное молчание?
ПЕТРОВ. Вопрос времени. Несколько лет, не больше, если только кто-нибудь поставит такую задачу. Но отличается ли чем-нибудь благородное молчание Будды от молчания человека, который борется с приступом икоты?
НИКОЛАЙ. Не знаю.
ПЕТРОВ. И никто не знает. Но вы, кажется, собирались мне что-то сказать?
НИКОЛАЙ. Да… Вы не обратили внимание, что на этот светлый пиджак, который позавчера был одеждой нашего багабу, усиленно начинали садиться мухи?
ПЕТРОВ. А что, это имеет какое-то значение? Пиджака-то уже нет.
НИКОЛАЙ. Только повод задуматься.
ПЕТРОВ. Я и без повода задумываюсь слишком часто.
НИКОЛАЙ. Кроме того я хочу показать вам кое-что из своих записей.
ПЕТРОВ. С удовольствием послушаю.
НИКОЛАЙ. Удовольствия не обещаю, но скучно вам не покажется.
Уходит.
Возвращается с аппаратурой.
Тщательно выбрав место, устанавливает колонки.
Включает, раздается музыка.
НИКОЛАЙ. Это не то. Сейчас найду нужную запись.
Появляются Елена и Валентин. Устраиваются послушать.
На Валентине снова зеленая шляпа.
ПЕТРОВ (Елене). Я не успел досказать тебе историю про графа, который во время охоты разорвал платье на плече одной дамы и увидел там клеймо — знак в виде лилии. По этому знаку он понял, что перед ним его жена, но этот же знак рассказал ему об ее преступном прошлом.
ЕЛЕНА. Это была не лилия, а просто цветочек.
НИКОЛАЙ. Теперь слушайте. (Раздается хор птичьих голосов.)
ПЕТРОВ. Здесь же и записывали, наверное, где-нибудь ранним утром.
НИКОЛАЙ. Четыре часа тридцать две минуты утра. (Смотрит на часы.)
Из динамиков раздается выстрел. Испуганные птицы смолкают. Раздается второй выстрел.
НИКОЛАЙ. Несколько секунд прекрасной тишины, пахнущей порохом. (Смотрит в упор на Петрова.) Стреляли?
ПЕТРОВ. Стрелял. Если ружье висит на стенке, то как бы так.
НИКОЛАЙ. А теперь посмотрите это.
Протягивает Петрову несколько фотографий. Петров смотрит.
ПЕТРОВ. Убили кого-то. Человека не знаю, а пиджак, кажется, знакомый. Я такой на пугало вешал.
ЕЛЕНА. На багабу.(Смотрит.) Тот самый пиджак.
НИКОЛАЙ. Итак, сегодня в четыре часа тридцать две минуты утра (смотрит на часы) директор пивного ларька Коломягин вышел из своего дома на улице Квадратной и тут же был убит двумя выстрелами из винтовки известного калибра.
ПЕТРОВ. Господи! Кому нужно убивать директора пивного ларька? И какой может быть у пивного ларька директор?
НИКОЛАЙ. Это не главное.
ПЕТРОВ. И зачем директору выходить из своего дома в четыре утра. Если из не своего, то понятно…
НИКОЛАЙ. Это не главное: в четыре часа или в восемь, и директор ларька или директор банка, главное — что не директор уже, а труп, сделанный двумя выстрелами.
ПЕТРОВ. Но какие внезапные совпадения.
НИКОЛАЙ. Совпадений больше, чем вам кажется. К известному вам могу добавить, что стреляли сверху и слева, что при двух сделанных выстрелах навылет прошла только одна пуля и — самое примечательное — в обоих случаях между выстрелами прошло одно и то же время — одна целая и пятьдесят семь сотых секунды — одно и то же с точностью до сотых долей.