К о ч е т (сжигая бумаги). Понятно тебе, Миша?
Г л у щ е н к о. Понятно, Степан Григорьевич! Как приду — сразу всех, кто до военного дела еще способен, в лес, в плавни…
К о ч е т. И дожидаться моих инструкций…
Г л у щ е н к о. Есть! Только народу маловато… Мальцы, бабы, да вот мы — инвалидная команда! И с оружием как будет?
К о ч е т. Достанем… Раз это необходимо — значит, достанем. Конечно, и сами соображайте… У немцев его много, оружия…
Г л у щ е н к о. Да уж случая не упустим… На трудное дело собираемся, Степан Григорьевич, на смертельное, но я тебя знаю, и я тебе верю, товарищ!
К о ч е т (поднимаясь с корточек). Спасибо, Миша! Счастливый путь!
Г л у щ е н к о. И тебе того же!
Крепко целуются. Глущенко уходит. Кочет быстро снимает трубку телефона.
К о ч е т. Старшую!
Пауза.
Старшая?.. Вот что, дорогая Наташа! (Смотрит на часы.) Слушай меня внимательно… Через пять минут вас заберет машина… и чтоб через пять минут ни один телефон в городе не работал… Понятно? (Слушает ее ответ и вдруг резко.) Перестань реветь, слышишь?! Знаю, знаю, что пять лет проработала… Вот вернемся, тогда снова включим твои точки… Ну — все! Будь здорова, Наташенька! Я рассчитываю на твою аккуратность… (Кладет трубку, смотрит на часы.) Но почему до сих пор горит электричество?
Входят Р у с о в ы: старший и младший. Старик одет по-дорожному, с охотничьей берданкой в руках.
С а ш а. Я прямо без доклада, Степан Григорьевич!
К о ч е т. Давай, Александр Гаврилович… Быстрее…
С а ш а. На путях — такая каша, что они за три месяца не разберутся!
К о ч е т. А составы?
С а ш а. Все успели угнать! Но не очень ли мы уходить торопимся?
Кочет косится на него, усмехается.
Да нет! Это я, в общем, так спросил: ведь у меня — все в порядке!
Р у с о в (ворчливо). Хорош порядок — сколько добра загубили!
К о ч е т. Вы — кто, папаша?
Р у с о в. Я — папаша! Как раз его папаша и есть, Александра Гавриловича…
С а ш а. С нами собрался… (Пожимает плечами.)
Р у с о в. Федорович меня по батюшке… Да, собрался и соображаю, что не за куропатками! А на ружье вы мое не смотрите: она волка берет… И, между прочим, германца — тоже брала хорошо. Я с ними в третий раз, с германцами, встречаюсь!
К о ч е т. Как это: в третий?
Р у с о в. А очень просто! Считай: вдарился он со мной в четырнадцатом году, так вдарился, что от всего нашего лейб-гвардии Литовского его императорского высочества великого князя Сергея Александровича полка ни шиша не осталось, и от ихней пехотной бригады — не больше. Раз! Рассчитались мы с ним, то есть с германцем, четыре года спустя — в восемнадцатом: чесал с Украины, аж пятки сверкали. Два! А теперь вот — в третий… Конечно, годы мои уже не те, но ничего все-таки…
К о ч е т. Ну и как думаете?
Р у с о в. А посмотрим. Держава наша, как известно, крепкая!
К о ч е т. И я так полагаю!
С а ш а. Берем его, Степан Григорьевич, или…
Р у с о в. А мне разрешение ваше не нужно… Я есть гражданин, который с оружием в руках будет защищать свою родину. (Кивнул головой на портрет Ленина.) Иду по его призыву, так что мне больше от вас никакой резолюции не требуется.
К о ч е т. Он прав, Саша! Собираемся ровно (смотрит на часы) через полчаса! Идите соберите свои вещи! Берем самое необходимое: только то, что можно унести и от чего в лесу польза будет!
С а ш а. Исполню в точности, Степан Григорьевич! (Идет к дверям, старик Русов — за ним.)
Р у с о в (тихо, сыну). На, выкуси… (показывает ему фигу) Бубнил, как сыч: не возьмут, не возьмут! У… леший…
С а ш а. Воздержались бы, папаша, честное слово! Все-таки здесь райком, а не трактир!
Уходят. Кочет снимает трубку. Пауза. Кладет трубку на рычаг. Вздыхает.
К о ч е т. Так! Значит, и телефонной сети в нашем городе больше нет! (Толстым карандашом вычеркивает что-то в списке.)
Почти падая от усталости, в кабинет вваливается П о т а п е н к о, председатель райисполкома. Он весь в муке.
П о т а п е н к о. Чего, говоришь, нету?
К о ч е т. Телефона!