Д а р ь я пытается прокрасться по коридору. За спиной Никодимовой делает знак Кате, кладет на ближний от двери столик бумажку с текстом телеграммы.
Н и к о д и м о в а. Вы не знаете, что такое убивать людей диагнозом. Многих удавалось спасти, но кто бы поверил, что в лагере смерти вообще не болеют чахоткой?
Дарья останавливается и слушает.
Сейчас встретила женщину. Я даже не помню ее там, в Равенсбрюке. Но она меня узнала. «Неужели, говорит, вы еще живы? И вас не задушили тени тех, кто по вашей милости был загазован…» Открытую форму туберкулеза там не лечили…
К а т я. Разве нельзя было скрыть?
Н и к о д и м о в а. На это есть рентген. Нас перепроверяли эсэсовские врачи. Скроешь — сам отправишься в газовую камеру.
К а т я. И все-таки я не понимаю…
Н и к о д и м о в а. Я знала! Вы не можете меня понять! Этого никто не поймет. Даже мои дети.
Д а р ь я. Ты, Антонина Васильевна, себя-то не отпевай. Ты погоди канючить-то. Тут еще разобраться надо…
Н и к о д и м о в а. Вы? Здесь? Кто вам позволил?
Д а р ь я. Нашего одного, из цеха, на Невском бригадмильцы прихватили — за узкие брюки. На завод написали: «Сорняк! Мусор! Стиляга! Черт те кто!» А он, мальчонка этот, в четырнадцать лет, в блокаду, моим сменщиком стоял, медаль имеет! Хроменький он у нас…
Н и к о д и м о в а. Больная Кладницкая, я требую…
Д а р ь я. Ты слушай! Хроменький паренек-то — хочется ему быть покрасивше, вот и все дела. Так мы всем цехом пошли — вломили им такого «стилягу» — до сих пор чешутся!
К а т я. Дарья Власьевна…
Д а р ь я. Помолчите обе! Я говорю: люди — не шмотки, с ними полегче, а то пробросаемся!..
Н и к о д и м о в а. Ну, вот что…
Д а р ь я. Тихо-тихо! Я сей же час — в такси и на койку. Ты не волнуйся: у меня все обставлено в лучшем виде!
Н и к о д и м о в а (встает). Разве вы не знаете, что ваше заболевание — результат неоднократного воспаления легких? Как же вы можете! Как смеете?!
Д а р ь я. Ухожу, ухожу! Нету меня здесь! Тю-тю!.. Только ты себя не казни понапрасну: на войне чего не было, сама подумай…
Н и к о д и м о в а. Я сейчас же позвоню в больницу, чтобы за вами выслали машину. (Решительно идет к телефону, набирает номер.)
Д а р ь я. Так нет же меня! Тю-тю!.. (Кате.) А ты — тоже мне: «Не понимаю»! Э-эх!.. (Поспешно выбегает из квартиры.)
К а т я. Куда?.. (Бежит за ней и кричит.) Дарья Власьевна! Тетя Даша! Вернитесь! Это же ребячество какое-то!.. (Возвращается и говорит Никодимовой.) Все. Ушла.
Н и к о д и м о в а (вешает трубку). Катя, я вас прошу: никогда не потакайте ей. Положение Дарьи Власьевны крайне серьезное… Более, чем серьезное… (Уходит, пошатываясь.)
Звонит телефон.
К а т я (в трубку). Я уже ответила: оставьте нас в покое с вашим Берлином!.. Какая Роза Тельман? Совесть у вас есть — бросаться таким высоким именем? (Резко вешает трубку.)
Входит Е л и з а в е т а, сверкающая новой шубой и благополучием.
Е л и з а в е т а. Катюша, человечек родной! Что мимо бежишь? Или не узнала?
К а т я. Лиза? Извини. Тут только что был странный звонок. Берлин, Роза Тельман… Безобразничает кто-то.
Е л и з а в е т а. Ну и что? Кто она, эта Роза?
К а т я. Тельман, Лиза! Лиза, ты же не на луне живешь, ты не можешь не знать, кто такая Роза Тельман!
Е л и з а в е т а (смеясь). Катя, я Бальзака только позавчера читать начала. Ну, не убивать же теперь!
К а т я. Как твое здоровье, как малыш?
Е л и з а в е т а. О муже не спрашиваешь?
К а т я. Подразумеваю.
Е л и з а в е т а. Гордая ты… Ну, ничего. У тебя своя гордость, у меня своя. Как живу?.. А, если честно сказать, люблю я тебя, хоть мы и разные люди.
К а т я. Спасибо. Я, в общем, тоже… Так что малыш? В садике?
Е л и з а в е т а. Хотела бы отдать, ну что ты! Мой стал в дверях. «Костьми, говорит, лягу! Мой ребенок — мое воспитание. Иначе через пять-шесть лет он мне с чужих голосов такое напоет — цветы завянут». Так что я теперь — при наследнике. С работы пришлось уйти, но от общественности в наше время отрываться не след — так я в домкоме и в родительской общественности. Ничего — уважают.
Звонит телефон.
К а т я (берет трубку). Слушаю вас… Да, это наш номер… Какой Париж?!. Да что вы в самом деле! (Кладет трубку.) Чудеса у нас, как видишь…