Е л и з а в е т а. Весело пошутил. (Кате.) Это он от неловкости. (Мужу.) Ты не смущайся так — Катя человек хороший, зла не помнит. Да и ты не успел — я помешала.
И н с п е к т о р. Ужасная женщина — моя супруга. Но люблю. За правду. Ты уже готова?
Е л и з а в е т а. Что ж, вошел и сразу — прочь? Я еще в комнате не была.
И н с п е к т о р. Тогда — зайди. Мне неудобно шофера задерживать.
Е л и з а в е т а. Зайду. А ты Катюшу развлекай, одна управлюсь. (Уходит.)
И н с п е к т о р (после паузы). А что… Никодимова?
К а т я. Вам — интересно?
И н с п е к т о р. А как же! Давно знаю. Имел отношение, так сказать. Душой-то я был на ее стороне, как вы позже могли убедиться.
К а т я. Антонина Васильевна работает.
И н с п е к т о р. Снова — в Военно-медицинской?
К а т я. А почему вас это удивляет?
И н с п е к т о р. Наоборот. Согласно новой линии. Линия мудрая, спорить не приходится, только бы не перегнуть в другую сторону.
К а т я. Это — как?
И н с п е к т о р. Есть у некоторых такая тенденция: из случайных людей делать героев. Много героев — тоже плохо.
К а т я. Почему?
И н с п е к т о р. Обесценивается, так сказать, предмет для подражания. Я не думаю, что жертву войны, даже очень тяжелую ее жертву, надо ставить на одну доску с солдатом, который шел с гранатами под танк.
К а т я. Без гранаты труднее.
И н с п е к т о р. Но ведь и танка не было.
К а т я. Был. Утюжил туда и обратно.
И н с п е к т о р. Это она вам рассказала?
К а т я. Нет. Я ведь в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина работаю. Вы почитайте!
И н с п е к т о р. А, знаю, сейчас стали много писать. Могут быть и преувеличения. Прошлое всегда, так сказать, романтизируется. Я — за оздоровительный девиз: «В карете прошлого далеко не уедешь».
К а т я. Есенин считал иначе: «Лицом к лицу лица не увидать — большое видится на расстоянии».
И н с п е к т о р. Возможно. Я не умаляю. Смотрю на предмет, если хотите, с точки зрения государственных интересов. С моего кресла многое видно: героизм наш массовый очень предметно сказывается на пенсионных выплатах.
К а т я. Разве можно работать в собесе, не сострадая прежде всего людям?
И н с п е к т о р. А что, хирург должен во что бы то ни стало испытывать боль от имени больного? Эдак он нарежет, доложу я вам!
К а т я. По-моему, мы говорим о разных вещах.
И н с п е к т о р. А у вас лично болит голова за каждого читателя?
К а т я. Конечно. Иначе это не библиотека, а музей книги.
И н с п е к т о р. Я придерживаюсь другого мнения: умей толково делать свое дело — и ты уже гуманист. Так-то, товарищ Катя.
К а т я. Вы свое дело всегда делали честно?
И н с п е к т о р. Как видите. Потому и доверяют.
К а т я. Но ведь вы утверждали, что в государственных учреждениях ребенку лучше, чем в семье!
И н с п е к т о р. Обязательно.
К а т я. Значит, вы и сейчас считаете, что дети Никодимовой…
И н с п е к т о р. Должны были воспитываться в детдоме? Считаю. Она не могла их обеспечить.
К а т я. Материально?
И н с п е к т о р. И это. Но не только.
К а т я. Так вот почему вы не отдаете своего в садик!
И н с п е к т о р. Вы часто квартиру проветриваете?
К а т я. Постоянно. А что?
И н с п е к т о р (выходя в коридор). А воздух тот же… Зая! Заинька! Время не ждет! (Кате.) Мы смотрим с разных точек.
К а т я. А жаль.
И н с п е к т о р. Возможно… Она идет. Всего вам доброго. (Уходит.)
Е л и з а в е т а (входя с чемоданом). А куда мой собес пропал?
К а т я. Вышел. Душновато ему показалось.
Е л и з а в е т а. Ладно… У него свой воздух — пусть им и дышит. Он на людях сам собой не бывает, как ни приучай. Ты мне Дарьину больницу не дала.
К а т я. Одну минутку. (Уходит.)
Е л и з а в е т а (присаживается на табурет, оглядывает кухню, напевает). «О тебе в боях гремела слава…»
Возвращается К а т я, стоит в дверях и глядит на Елизавету. Та, почувствовав взгляд, смолкает.
Е л и з а в е т а (не оглядываясь). А ведь нынче — 27 января 1956 года.
К а т я. Да.
Е л и з а в е т а. Собираться будете?
К а т я. Так. Семейно. У нас каждый год — «новоселье в старом доме».
Е л и з а в е т а. Мой зовет хоккей глядеть — с Олимпиады. (Вздыхает.) Надо.
К а т я. Конечно. С супругой у телевизора представительнее.