Появляется Ш и ш л о в.
Ш и ш л о в. Здрасьте, товарищ техник.
О к а т ь е в. Здравствуйте. (Хочет уйти.)
Ш и ш л о в. Извините, задержитесь, пожалуйста. Вы что напыжились? Спокойнее. Вот табурет. Присядьте.
О к а т ь е в. Я? Слушайте, может быть, вы меня за кого-нибудь другого приняли?
Ш и ш л о в. Нет, именно с вами я и хочу душевно побеседовать. Вы революцию защищать хотите?
О к а т ь е в. От кого ее защищать?
Ш и ш л о в. От всех, кто растаскивает ее, как отслужившую свое баррикаду… В нашем комитете идейной борьбы не хватает образованной интеллигенции. Тонкости моим товарищам недостает. Вот я и решил привлечь вас, Алексей Васильевич.
О к а т ь е в. Вы с ума сошли!
Ш и ш л о в. Ожидал, что будете возражать, ожидал… Но не думал, что так примитивно.
О к а т ь е в. Какого черта! Примитивно… Кто вы такой — оценивать, указывать?!
Ш и ш л о в. Я — народ. Поэтому я могу быть иногда грубым и неуклюжим. Меня — много. Масса, толпа — она ведь не всегда бывает гибкой. Может в один момент попросту навалиться и смять, растоптать. (Оглянулся налево, поманил пальцем.)
Появляется один из сподвижников Шишлова, Б у л ь-Б у л ь. Приземистый, на коротких ногах, толстозадый, с вытянутой шеей, он напоминает бутыль, отсюда и получил свое прозвище.
Тиша, ты посмотри на этого политически безграмотного человека…
Б у л ь-Б у л ь. Смотрю, Иван. Может, вложить ему? Понимание вложить.
Ш и ш л о в. Оставь ты свои замашки.
Б у л ь-Б у л ь исчезает.
Вас смущает общество? Мы — рыцари, друг мой, Алексей Васильевич, рыцари справедливости. Задача ваша в нашем комитете всегда будет самая что ни на есть умственная. Работой такого рода, правда в иных масштабах, не гнушались и очень крупные личности. Вы читали Кристофера Марло?
Окатьев молчит.
Скорее всего, не читали. Так вот, есть гипотеза, что не Шекспир писал свои пьесы, а Марло. Среди нескольких других возможных авторов. И, между прочим, этот самый Марло занимался не только литературой, но и иными делами — на благо своего отечества. Да я вам и еще кое-кого мог бы назвать. Разносторонние личности!
О к а т ь е в. Я не хочу и не буду с вами иметь ни малейшего дела!
Ш и ш л о в. И захотите… и будете… (Многозначительно.) Или придется покинуть поселок… Слушайте, неужели вам не надоело пресмыкаться перед Садофьевой?.. Разузнайте-ка, милый, куда ушел вагон с мукой, застрявший было на лесобазе? Благородное дело вам поручается, Окатьев. Оправдайте доверие! (Обнял Окатьева.) Сидел и думал Громобой… И наконец решился: разрезал палец на руке и руку дал в писанье. А черт взял подпись и ушел… Сказал: «Друг, до свиданья!»
З а н а в е с.
Часть вторая
Дача семьи артиста Мчиславского в поселке. Собрались друзья Мчиславского и его жены: поэт Т е р е н т и й П а с ы н к о в, адвокат Д а н и и л П е т р о в и ч П е р е в о з ч и к о в, С а д о ф ь е в а, ее муж С е р г е й В а р ф о л о м е е в и ч, О к а т ь е в, М о ж а р е н к о в, М ы с л и в е ц. Здесь же находится Ш и ш л о в. Самого Мчиславского на даче нет, его, как потом выяснится, долго ждали и начали вечер без него. В тишине слышатся слова поэмы, которую читает с листа Терентий Пасынков. Читает он свою поэму, как это нередко бывает, с завыванием.
Мы слышим голос поэта: