Возвращается М л а д е н ц е в.
М л а д е н ц е в. Я вернулся, Алевтина Федоровна, за платочком, был тут еще один…
А л я. Все ваши я отдала.
М л а д е н ц е в. Ты своими фокусами кому другому лапшу на уши вешай, а меня… (Схватил Алю за руки, грубо обыскивает ее, находит платок.) А еще корчит из себя благородную. (Уходит.)
А л я (опять крутит ручку телефона). Люся? Попробуй еще разочек, соедини меня с городом. Очень срочно нужно. Номер три — сорок… (Ждет.) Жаль… (Опускает трубку.)
Входит М а р ф а Б о р д о в а я.
М а р ф а. Умаялась? Отдохни… Да и мне пора деток укладывать. (Присела, как бы укачивает на руках ребенка, едва слышно поет.) А-аа, а-аа… Положу кольцо на камень… Сама выйду в монастырь… Пускай горе достается всем ребятам холостым… А-аа, а-аа…
Воскресное утро — на следующий день. Знакомый зал в бывшем помещичьем доме. Закопченное дымом жерло огромного камина. Здесь, кроме поселкового Совета, по-прежнему располагается и существующий уже две недели шишловский комитет.
Беспокойный, зеленоватый свет неба. Высоко, под капителями, на колоннаде дома, все тот же кумачовый лозунг: «Даешь рай на земле немедленно!»
В широкое окно видна площадь поселка и наваленная в ее центре гора гранитных глыб.
Ш и ш л о в стоит перед окном, видит горящие в поселке огромные костры, прислушивается к треску падающих заборов, к лаю собак, крикам.
Чертыхаясь и стеная, вваливается Б у л ь-Б у л ь.
Б у л ь-Б у л ь. Выручай, как знаешь, Шишлов! (Тяжело дышит.) Жители… о-ох!.. собак на меня спустили…
Ш и ш л о в. Приложи подорожник, Буль-Буль.
Б у л ь-Б у л ь. У меня, к твоему сведению, фамилия есть.
Ш и ш л о в. Я смотрю… сегодня что-то не то… Ни одна душа не вышла гранит на площадь вывозить.
Б у л ь-Б у л ь. Слушай, а зачем нам все это? Ну, заборы эти чертовы сносить, тут же их жечь… Жители отстаивают их, как крепостные стены… Вот-вот начнут лить на наши головы кипящую смолу. Какого черта разбойничать? Ох, связался я с тобой…
Ш и ш л о в. Измена?!
Б у л ь-Б у л ь. Разве я тебе присягал? Ты — кто?
Ш и ш л о в. Я — будущее. А ты?.. Рабочий человек! Откуда такая аполитичность? Пойми, за какие-то две недели наш комитет всю-всю жизнь тут перевернул. Люди плелись вразвалочку, а я пришпорил их маршем! Как остальные ребята?
Б у л ь-Б у л ь (без энтузиазма). Слышишь? Воюют… Парни-то у нас все же как на подбор. Уж если навалятся… Кто с ломом, кто с топором… Гнилые заборы от единого удара падают. А есть и такие, что хоть из пушки бей.
Из поселка доносятся голоса:
— Марья, подпирай столбы, держи! Меня же придавит…
— Прочь отседа, паразиты!
— Я тебе покажу паразитов!
— Кара-у-ул! Рету-у-йте!
Ш и ш л о в. Ребят хвалишь, а сам… покинул поле боя?
Б у л ь-Б у л ь. Говорю, собак спустили! Искусанный… до сих-сих мест…
Ш и ш л о в. Никому не дано остановить революцию — вот в чем корень. А горло дерут против нас лишь отдельные несознательные. Все подавляющее население — за прогресс! Обеими руками.
Входит М ы с л и в е ц во главе музыкантов из духового оркестра.
М ы с л и в е ц. Мы вам не помешаем, Иван Лукьянович? Хотим с утра порепетировать.
Ш и ш л о в. Репетируйте.
Музыканты уходят во внутренние комнаты.
Б у л ь-Б у л ь. Смотри-ка, люди сюда идут! Скопом.
Ш и ш л о в. Кто им позволял собираться?!
Все громче становятся крики — и зал осаждает гудящая, негодующая толпа.
Здесь жители поселка — В е р х о р у б, Н а с т я, Х л ы н к о в и хозяева дач: П е р е в о з ч и к о в, Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а, М ч и с л а в с к и й, Ф р я з и н, А г а ф ь я Ю р ь е в н а.
Голоса:
— Тут он, главный разоритель!
— Без забора как жить? Будто голые!
— Усмиряй своих лиходеев!
— С топорами, сущие разбойники…
— Мало, что ломают, еще и жгут!
Ш и ш л о в (Буль-Булю). Гони сюда оркестр! Мигом!