СИББИ. Дай мне камень, а я уж позабочусь о горшке… Постойте-ка, у меня есть что предложить вам…
БРОДЯГА (в сторону). Пожалуй, пора уходить, а не то священник заявится. (Встает.) Мэм, боюсь, я засиделся у вас. (Идет к двери, выглядывает, прикрыв глаза, и неожиданно возвращается.) Не могу, мэм, больше терять время, мне пора. (Подходит к столу и берет свою шляпу.) Ну вот, мэм, что вы хотели мне предложить?
ДЖОН. Вы могли бы оставить камень на денек – для пробы?
БРОДЯГА (обращаясь к Джону). Думаю, я сюда больше не приду. (Обращаясь к Сибби) Так вот, мэм, поскольку вы были очень добры ко мне, из-за вашего хорошего отношения я совсем ничего у вас не возьму. Пусть он теперь будет у вас и живите долго, чтобы он долго служил вам! Я возьму лишь малый кусочек на ужин, вряд ли мне успеть в Таббер до ночи. (Он берет цыпленка) Да не пожалейте для меня капельку виски, ведь вы теперь сколько угодно можете его наварить. (Берет бутылку.)
ДЖОН. Ты заслужил ее, вправду заслужил. Ума тебе не занимать. И не забывай о кролике!
БРОДЯГА. Здесь он! (Хлопает себя по карману и уходит. Джон следует за ним.)
СИББИ (глядит на камень, который держит в руке). Он сказал, похлебка, каша, самогон, вино! А еще народ прибежит посмотреть на чудо! Да я разбогатею, как Бидди Эрли.
Возвращается Джон.
СИББИ. Где ты был?
ДЖОН. Проводил его и пожал ему руку. Очень умный человек.
СИББИ. Да уж.
ДЖОН. На холме я видел священника. Он идет к нам обедать. Не пора ли тебе опять положить камень в горшок?
Звездный единорог
1908
В соавторстве с леди Грегори
Отец Джон.
Томас Хиарн, каретник.
Эндрю Хиарн, его брат.
Мартин Хиарн, его племянник.
Попрошайки:
Джонни Бокач.
Подин.
Бидди Лалли.
Нэнни.
Время – начало ХIX столетия
Акт первый
Место действия – мастерская каретника. Среди частей позолоченной кареты виден орнамент, изображающий льва и единорога. Томас работает с колесом. Отец Джон входит в дверь, ведущую из дома.
ОТЕЦ ДЖОН. Я молился о Мартине. Долго молился, но он по-прежнему недвижим.
ТОМАС. Вы слишком утруждаете себя, отец. Оставьте его, пока мы не получим лекарство. Если ему кто-нибудь и поможет, так это доктор.
ОТЕЦ ДЖОН. Полагаю, на сей раз доктор ему не поможет.
ТОМАС. Поможет, поможет. Доктор хорошо знает свое дело. Если бы Эндрю пошел к нему вовремя и не вернулся снова, чтобы отвезти вас домой, думаю, Мартин не лежал бы теперь в постели. Мне не нравится беспокоить вас, отец Джон, ведь вы все равно не в силах ему помочь. А вот доктор, любой доктор, должен лечить эпилепсию.
ОТЕЦ ДЖОН. Сейчас с ним не совсем то.
ТОМАС. Сначала я подумал, что он заснул. Но потом, когда тряс его и кричал на него, а он все не просыпался, я понял, что это эпилепсия. Поверьте мне, доктор поставит его на ноги своими лекарствами.
ОТЕЦ ДЖОН. Лишь молитва может достичь душу, которая ушла так далеко от нас, как его душа.
ТОМАС. Не хотите же вы сказать, что жизнь покинула его!
ОТЕЦ ДЖОН. Нет, нет! Его жизни не грозит опасность. Но я не могу сказать, где теперь он сам, где его дух, его душа. Нам такое и представить невозможно. Он в трансе.
ТОМАС. В детстве он вел себя странно, спал в поле, а потом приходил и рассказывал о том, как видел белых лошадей и счастливых людей, похожих, наверное, на ангелов. Но с этим я справился. Научил его, как, сделав пару ударов прутом, увидеть за ангелами камни. Меня не возьмешь ни видениями, ни трансом.
ОТЕЦ ДЖОН. У нас, служителей веры, нет права отрицать транс или видения. Они были у святой Елизаветы и у святого Колумсиля. Святая Екатерина из Сиены часто и подолгу лежала, словно мертвая.
ТОМАС. Давно это было, а в наши дни такое не случается. Честным людям приходится много работать, и им не до игр ума. Отчего Мартин Хиарн, мой племянник, впал в транс, пусть будет транс, если он в это время занимался позолотой на льве и единороге и взялся за эту работу, чтобы украсить верх кареты?
ОТЕЦ ДЖОН. (берет в руки деревянных льва и единорога). Похоже, они отправили его в транс. Достаточно сверкания золота, чтобы человек, предрасположенный к отклонениям, впал в транс. Один святой человек – он не принадлежал к нашей Церкви, но написал великую книгу «Mysterium Magnum» – пробыл в трансе семь дней. Истина, открывшаяся ему, пролилась на него, словно сверкающий поток, а ведь он был простым торговцем. Вначале был луч света на оловянной кружке. (Идет к двери и заглядывает в нее.) Он не шевелится. То, что с ним происходит сейчас, может быть и самым прекрасным, и самым ужасным из всего, случающегося с человеком.