КУХУЛИН.
Вот славно!Так что же, подчиняться мне придетсяЮнцу, коли его посадишь ты на трон,Как будто это ты?
КОНХОБАР.
Да уж, наверно.Ведь сын мой королем верховным будет,А ты, хоть пламя в жилах у тебяИ твой отец пришел к нам с солнца, тыОдин из королей и голос твойНе громче всех других в делах державныхИ тише, чем у сыновей моих.
КУХУЛИН.
Ну что ж, мы честно все обговорили.Когда умрем с тобой, вот будут толкиО нас повсюду. Помнишь, молодые,Мы видели, как облако рдяноеПарило над землей? Оно исчезло,И мы свершили больше, чем другие,Так будем честны. Конхобар, не любыМне сыновья твои – нет в них размаха,Нет крепости в костях, им стелют мягко,А мы с тобой довольствовались малым.
КОНХОБАР.
Ну да! Что ж ты детьми не обзавелся?
КУХУЛИН.
Уж лучше вовсе не иметь потомства,Чем быть отцом иль бледной немочи,Иль дурака, иль жалкого уродаВ том доме, где я радовался жизни.
КОНХОБАР.
Ты врешь, хоть честностью своей хвалился.Нет, всякий муж, владеющий землею,Ее желает завещать потомку,Чтоб имя сохранить свое в веках,И горю нет предела для того,Кто все именье отдает чужому,Как ты отдашь.
КУХУЛИН.
Наверно, это правда,Но не для нас. Нас арфы будут славить.
КОНХОБАР.
Играешь ты словами, как законник,Не вкладывая в них души. А мыслиТвои я знаю, ведь недаром чашуИ плащ один делили на двоих.Тебя ли мне не знать? Во сне ты плакалО сыне, правда, помню я, так горько,Что встал я на колени и молилсяО сыне для тебя.
КУХУЛИН.
Тогда ты думал,Что буду я послушен, как другие,Коль стану им подобен; нет, не вышло;Я не такой, и не было резона,Я не хотел свою породу портить,Хоть некогда владыка неба ястреб,Породой поступившись, жизнь мне дал,Зачав меня от смертной.
КОНХОБАР.
Так всегда.Насмешничаешь ты над здравым смыслом,Иль всё тебе, иль ничего не надо.Да нет на свете юноши такого,Который всем бы угодил тебе.
КУХУЛИН.
Ни дом, ни имя я не завещаюТому, кто убоится и не выйдетСо мной на поединок.
КОНХОБАР.
Что ж, ты быстр,Силен и безразличен к здешним девам,Так почему б тебе не влезть на горуИ не поймать небесную красотку,А то на берегу ты подстерег быПринцессу из морского королевства.
КУХУЛИН.
Не богохульник я.
КОНХОБАР.
Ты презираешьИрландских королев и не признаешьСвоим ребенка.
КУХУЛИН.
Это ты сказал.
КОНХОБАР.
А я ведь помню, как ты похвалялся,Когда на празднике напился эля,Что, воинскому делу обучаясьВ Шотландии, там королеву встретилС лицом, как камень, белым и, как пламя,Власами рыжими. Других любил ты,Но от нее, воительницы храброй,Лишь от нее вдруг захотел ты сына.
КУХУЛИН.
Смеешься над «воительницей храброй»,Ведь с прялками тебе привычно знаться,Ты терпишь рядом только тех из женщин,Которые твердят ежеминутно:«Ах, как ты мудр!» —«Не хочешь ли ты кушать?» —«Что мне надеть, чтоб угодить вам, сэр?»Так гомонят они все дни и ночи.Воительница! В этом нет насмешки,Ведь ты ее не видел, Конхобар,Когда, откинув голову назад,Она смеялась, с тетивой на ухе,Когда она серьезно рассуждала,Сев к очагу, и, будто от вина,Взгляд у нее темнел, когда любовнойОна пылала страстью… Пусть бездетна,Она прекрасней всех на свете женщин,Она могла бы королей рожать.
КОНХОБАР.
Ты помнишь ли, о чем мы говорили?Известна мне та женщина, которойХвалы теперь возносишь – это Айфе.Возненавидела она тебяИ не упустит шанса, чтоб потужеНа Кухулине петлю затянутьИль земли захватить твои, на помощьПризвав все воинства на свете.
КУХУЛИН.
Что же,Меня совсем не удивляет это,Ведь для меня любовь, что поцелуйВо время битвы или перемирьеВоды и масла, света с темной ночью,Горы с долиной, огненного солнцаС холодною, скользящею луной —Короткой передышкою в войнеПротивников, не знающих покояВ три раза дольше, чем известен край наш.
КОНХОБАР.
Послушай, Айфе начала войну,Число врагов становится все больше,Все крепче их удары в наши стены,А ты сердиться вздумал на меня.Едва заговорю, твой разум бьется,Как ласточка, попавшаяся ветру.