Второй. Да, а потом, когда я двинулся напрямик… Вы еще говорите, что это главным образом вы… Ладно, не важно… В общем, когда я пошел в атаку, она…
Третий. Она вроде бы не отступала.
Второй. Ну да. Я ж сказал, она не хотела сдаваться сразу. Заранее подготовилась… Схватила свою идею, заслонила, быстренько затолкала подальше… в подвал… в подполье… и наглухо закрыла там свое ненаглядное дитя, чтобы мы не добрались до нее… И только потом подпустила нас, делая вид, будто защищается…
Третий. Один раз тем не менее она встала… Я собрался было преградить ей путь…
Второй. Это не понадобилось. Она тут же села опять.
Третий. Да, верно.
Второй. Минутный порыв.
Третий. Да, что-то вроде вспышки негодования… Она, видимо, сочла, что мы слишком далеко зашли. Не обижайтесь, но это случилось а тот миг, когда могло показаться… в общем, ей могло показаться, что, если она не уступит… Ведь все-таки она отчасти зависит от вас…
Второй. Вы с ума сошли, ей бы и в голову такое не пришло… Чтоб я воспользовался подобными методами… Она так давно меня знает…
Третий. Понимаю, я только сказал, что, возможно, она вообразила…
Второй. Ничего подобного. У нее был момент — что вы хотите, это в природе человека, — когда ей захотелось сбежать, прихватив свою драгоценную идею. Малышка, вероятно, вела себя беспокойно, стучала, чтоб ее выпустили… Но она ее утихомирила и послушно села, готовясь выдержать все до конца. Пока ее идея в надежном месте и ничто ей не угрожает…
Третий. Похоже, вы правы. Она как будто усмехалась, глядя на вас, когда вы обрушили на нее шквал аргументов… Самое смешное было, когда вы запросили у меня факты… срочно…
Второй. И какие факты, а? Тяжелая артиллерия.
Третий. Я смотрел, как вы их выдвигаете. Наносите удар за ударом… И, кстати, именно тогда мне и показалось, что она дрогнула, прекратила сопротивление. Сняла заслоны… и впустила истину, чтобы она проникла повсюду…
Второй. Повсюду? Но только не в глухое подполье, куда забилась ее идейка. Мы, можно сказать, били из пушки по воробьям. Да не было даже и воробьев. Мы изо всех сил лупили в пустоту. Ее-то идея все это время была там, целая и невредимая. Готов поспорить, она уже выбралась из укрытия… и разделывается с большими красивыми истинами, которые мы стянули туда и там оставили… Она оплевывает их ядовитой слюной, обвивается вокруг них, душит… (Стонет.) О, смотрите, вот и она.
Третий. Кто?
Второй. Да носительница…
Женщина входит, что-то делает у стола, складывает бумаги.
(Шепотом.) Вы знаете, а она ведь по-прежнему в ней сидит.
Третий (шепотом). Так и есть, она там, в ней… ее идея… ничего ей не сделалось… какая была, такая и осталась… Сразу понятно… по одному ее виду…
Второй. Да, упрямому, неприступному, недалекому, самоуверенному, о-о… (Стонет.)
Третий. И замкнутому. Именно это, пожалуй, и называется «себе на уме».
Второй (встает со стоном). Ох, только удержите меня от…
Третий. Ну-ну, крепитесь, спокойно…
Второй мужчина снова садится. Женщина выходит.
Пауза.
Второй. Сам не знаю, что со мной… Странно… (Удивленно.) Я смирился. Да. (С яростью.) Я смирился. (Подавленно.) Я смирился. (Твердо, решительно.) Я смирился. Пусть она таскает в себе свою идею. Пусть нянчится с ней. Пусть холит, лелеет. Откармливает… Мне безразлично…
Третий. Быть такого не может… Только не говорите, что стали таким же равнодушным… пассивным, как эти, для кого идеи…
Второй. Что вы! Как вы могли подумать… Конечно нет.
Третий. Может, измучились и хотите выбить клин клином? Подобрали хороший большой клин?
Второй. Нет. Куда уж там! Такое никаким клином не выбьешь… Моя идея тут, на месте, она, как говорится, живет во мне… И тем не менее я согласен, чтобы другая идея — ее идея, там, в ней, — тоже жила…
Третий. Плетью обуха не перешибешь, так?
Второй. Не в этом дело.
Третий. Склоняете голову перед судьбой?
Второй. Опять же нет.
Третий. Решили мужественно нести свой крест?
Второй. Нет, не угадали. Сдаетесь?
Третий. Сдаюсь.