Ж1. Знаете, мне кажется, есть еще что-то… чего вы нам не говорите… Все же вы что-то от нас скрываете…
Ж2. Они не решаются сказать, что именно эти Дюбюи им сделали. Давайте попробуем догадаться…
Ж3. Скажите, в самом деле, что они вам сделали? Скажите же, ну! Наверное, что-то такое, в чем трудно признаться? Я имею в виду, перед всеми… Скажите мне на ушко, я никому не передам.
Она. Да нет же. Ничего они нам не сделали. Ничего такого, о чем стоило бы рассказывать…
Ж1. Значит, это то, о чем не стоит рассказывать. Ну сделайте же над собой усилие, если хотите, чтобы мы вам помогли.
Она. Нет, речь вовсе не об этом…
Ж1. О чем же тогда?
Она. Дело в том… дело в том…
Он. Дело в том, что они существуют.
Ж3. Существуют?
Он. Конечно. Они есть. Неустранимые. Неискоренимые.
Ж1. Ну и что из того? Не вижу, из-за чего тут с ума сходить. Если из-за всего на свете…
Ж2. Даже из-за самого что ни на есть отвратительного… Хотя, по правде, Дюбюи не вызывают у меня отвращения. Если из-за всяких там жаб, змей или крыс…
Ж3. Верно, очень хороший способ. Успокаивает как нельзя лучше. Я знала одного человека, который таким образом пытался отделаться от собственных детей… Они его мучили… точно так же… приходили к нему по ночам и пугали… нелепо… бессмысленно… по-идиотски… А он только за голову хватался… Он мне рассказывал: «Я просто говорю себе: ну что ж, как есть. Ничего не поделаешь. Так уж они созданы… просто живут себе… как мартышки. Или попугаи…» И ему становилось легче.
Пауза.
Ну что? Тоже не подходит?
Он. Нет-нет. Это невозможно.
Она. Совершенно невозможно. Дюбюи, они… Сколько бы мы над ними ни колдовали, сколько бы ни превращали в жаб, змей или крыс… Или в прекрасных принцесс… это ничего не меняет…
Он. Все равно от них будет исходить…
Она. Они что-то такое вокруг себя распространяют… Это «что-то» просачивается… добирается до вас… поднимается изнутри… пробирает до костей… оно рождается из ничего…
Он (строго). Источник этого — в них самих… скрытый источник… Это рождается, выходит наружу, заполняет нас, распространяется на все вокруг…
Пауза.
Ж3. Тогда вот… моя версия вам понравится… Я вас понимаю… В этих Дюбюи есть нечто… (Присвистывает.) Просто они насквозь лживы. Такие притворно-слащавые. А она… она не говорит, а воркует…
Ж1. Ничего она не воркует. Пищит, как…
М3. Ну, хорошо. Если хотите… она такая простушка…
Ж1. Немного инфантильна… И строит из себя дурочку.
Ж2. Почему это «строит»? Она и есть дура, уж можете мне поверить.
Ж3. Ничуть она не дура. Она себе на уме… Исподтишка за вами наблюдает.
Она. Вот как? Исподтишка? И себе на уме?
Он. Продолжайте, прошу вас.
Ж1 (передразнивая). «Ах, пьявда? Это вы сеёзно?» И глазами своими хлопает…
Ж2. И эта ее манера…
Она. Какая манера?
Ж2. Не знаю…
Молчание.
М3. А я вот знаю. Они пытаются встать с нами на одну доску. Снисходят до нас…
Ж2. Это вы верно подметили. Только они плохо рассчитали и спустились слишком низко.
М3. Я-то знал Дюбюи и раньше… Тогда он, наоборот, все стремился подняться повыше… Становился, можно сказать, на цыпочки… на задние лапки… перед сильными, перед «старшими»… Его презирали, ни во что не ставили… Это надо было видеть… А он все терпел, будто так и надо. Но с другими… Ничегошеньки не спускал… Обиду вовек не забывал… Я позволил себе однажды… так он…
Ж1. О нет, простите, это никуда не годится.
М3. Почему же? Что не так?
Ж1 (поворачиваясь к Нему или к Ней). Простите меня, вы видите, я была готова вам помочь. В какой-то степени я вас понимала… я говорила, что эти Дюбюи… мне тоже при них как-то не по себе… (После паузы, твердо.) Но та область, в которую хочет нас затянуть месье, извините… я туда не…
М2. И я тоже не желаю. А вы?
М3. Что-то не так? Очередной моральный кризис местного значения?
М2. Да нет же, нет… Просто она права.
М3. Ну, тогда я ничего не понимаю. Меня попросили помочь, я сделал что мог. Я признал, что она не бог весть что. Но теперь вижу, что ошибся: это чересчур лестный отзыв.