Он. Лестный! Да как у вас язык поворачивается! Вы лили воду на свою мельницу.
М3. Что? На свою мельницу? Что вы хотите сказать?
Он. То, что сказал! Не прикидывайтесь, будто не понимаете. Вы прекрасно меня понимаете. Что, зудит? Почешемся публично. Стыд-то какой!
Она. Вы всего лишь свели свои личные счеты…
Ж2. Как это некрасиво. Воспользоваться именем Дюбюи, чтобы безнаказанно… чтобы втянуть нас…
М3. Что, не понравилось? Слишком уж прямо: я позволил себе без обиняков… показать то, что каждый…
Ж2. Да вы только посмотрите на него… он становится опасным…
М2. Не беспокойтесь, сейчас мы во всем разберемся. Итак, мой дорогой друг, вы находите, что у Дюбюи обостренное чувство иерархии?
М3. Да. Я всегда это замечал.
М2. И он раболепствует перед «старшими»?
М3 (с сомнением). Ну, да… Мне казалось… он вьюном вьется…
М2. Есть тут кто-нибудь, кто разделяет эту точку зрения?
Молчание.
Ну же, покажитесь… Никого. Так я и думал…
Ж3. Дело в том… что касается меня… должна признаться, что все эти тонкости…
Она. Вот-вот, и я тоже — для меня это темный лес.
Он (простодушно). А в чем, собственно, суть?
М3. М-м-м, не знаю даже… Но это же всем известно…
М2. Всем известно, говорите? А мне — нет.
Ж1. И мне нет.
Ж2. И мне.
М2. Объясните же нам, это любопытно. Это основано на репутации? На деньгах? На связях? Мы вас слушаем…
М3. Ну, по-разному может быть… не знаю даже…
М2. Дюбюи пресмыкался перед теми, кого вы называете «старшими». Вы ведь это утверждали? Ну так вот, кто были эти «старшие», хотелось бы знать?..
Смех.
Повернитесь сюда. Посмотрите туда. Кто здесь «старшие»? А кто «младшие»?
М3. Здесь? Да речь вовсе не о «здесь».
М2. Но те, кто, как вы, различают иерархию, они же видят ее повсюду.
Он. Ты, старина, ты — «старший», это точно. И именно поэтому — а тебе было и невдомек — я счастлив быть твоим другом. И я перед тобой вьюном вьюсь…
М2. Бога ради!.. Вы не представляете, куда это нас заведет… если все, как вы… Да со стыда сгореть можно…
Ж2. К счастью, эти… возмутительные интерпретации… это самое мягкое, что можно о них сказать…
Ж3. К тому же в них нет ни крупицы правды! Это поверхностное впечатление. Чистая условность.
М2. Перед кем же, вы говорили, Дюбюи…
М3. Перед… перед… Рудье…
М2. Рудье! Впрочем, это и так ясно. Не нужно далеко ходить… Но ведь это совсем другое. Рудье — натура сангвиническая. Он любит выпить. Любит поесть. А Дюбюи — хилый. В чем только душа держится.
Ж1. Ну да. Ничего удивительного, что Рудье его притягивал.
Ж3. Более того, он внушал ему почтение… в некотором смысле… Почему бы нет?
Ж1. И еще: Дюбюи привлекают натуры беспокойные.
М3. Беспокойные? Это Рудье-то беспокойный? Вы меня удивляете.
Ж3. Да, да. Именно так: его привлекает горячность. Беспокойные не могут без допинга: преуспеть в делах, сделать деньги. У Дюбюи они должны вызывать сострадание. Он, знаете ли, в глубине души такой нежный…
Она. Конечно. Он нежная натура. Золотое сердце, правда? Всякий раз заново в этом убеждаюсь. Ну все, хватит. Хватит чертовщины. (Смеется.) Мы любим его. Да-да, мы его любим. Любим.
М2. Вам, наверное, стало легче?
Он. О да, это успокаивает. Внутри как будто все маслом смазано. Все разгладилось. А потом вдруг снова… как накатит… Точно струна натягивается… Ах, нет, вы не поймете, и ничего с этим не поделаешь…
Молчание.
Ж3 (робко). Вот что вы примете. Это вам подойдет, я знаю… Сами увидите, вас это никак не коснется, не принизит… даже наоборот…
М2. Что? Что вы еще придумали?
Ж3. Во мне самой этого нет и в помине. И ни в ком из вас тоже. Да и не было никогда. Это есть только в них. В Дюбюи… кое-что, что могло бы оправдать…
Она. Что же это? Говорите.
Ж3. Нечто неопровержимое. Факты.
Она. Что за факты? Да говорите же скорее…
Ж3. Я знаю из достоверного источника. У них жила девушка, постоялица… Такое нарочно не придумаешь… В общем, по вечерам, когда она уходила спать, они залезали на стул и… вытаскивали… из-за стопки тарелок… Или еще вставали на колени и… из-под кровати… доставали сундук…