Ж1. Ребенок… у них был сын. Я заметила, они никогда о нем не говорят.
Ж2. Верно. Никогда ни единого слова…
Ж3. Или мать. Меня это поразило… после ее смерти…
Ж1. Она была им в тягость…
Он (обращаясь к Ней). Как ты себя чувствуешь?
Она. Не лучшим образом…
М3. Вы недовольны?
Ж1. Недовольны? А я-то думала, что нам всем хорошо…
Ж2. Да. Мы вместе. В совершенном согласии…
М2. Все заодно. Такое единодушие… Тихо и мирно.
М3. Действительно. Мы как будто сплотились. Мы были единодушны в своей неприязни, в своем отвращении… И не нужны были ни тень… ни огонек в глазах… ни колебания… ни «иссмы»… Но, боже правый, что вам еще нужно?
Она. Да поймите же меня. (Стонет.) О нет, это ужасно, с этим ничего нельзя поделать…
М3. Я в самом деле ничего не понимаю.
Она. Попытайся еще раз, растолкуй им…
Он. В общем, так… вы тут упомянули об украшательстве. Об орнаменте. Огонек в глазах, колебания… «иссмы» — для вас все дело в этом. Для нас — совсем наоборот: «иссмы» — вот главное. Единственно важное — это «иссмы». Преступление, оно лишь для отвода глаз… в дополнение… оно ничего не дает. «Иссм» само по себе уже…
Она. «Иссм». И ничего больше. «Иссм»… В нас это вызывает что-то такое… Я могла бы, кажется, только из-за этого поставить к стенке. Отправить на виселицу… Изничтожить. Стереть в порошок… Без снисхождения. Без жалости. Меня это мучит, понимаете? Я не должна. Это стыдно.
Он. Нам бы хотелось избавиться от этого, забыть… Мы стараемся изо всех сил, из кожи вон лезем… Мы готовы…
Она. Понимаете, мы бы хотели их любить. И когда мы их видим… у нас получается, мы их любим… Тогда их «иссмы» нам нипочем… так, чуть-чуть щекочут…
Он. Но как только они уходят, начинается… Впечатление усиливается. И мочи нет терпеть… От одной только мысли, что придется снова с ними встречаться…
Она. Я не теряю надежды, внимательно слежу… Иногда я просматриваю газеты… а вдруг какой-нибудь несчастный случай… Увы. Они по-прежнему живы. И всегда будут живы. Это сидит где-то глубоко внутри…
Пауза.
Ж2. Честно говоря, когда я вас слушаю… Я не в состоянии понять. Просто головоломка какая-то! Вы слишком пристрастны. Слишком строги. Мне жаль вас. Вот если бы, скажем, оттопыренные уши…
Она. Оттопыренные уши?
Ж2. Ну да. Вы не ослышались — оттопыренные уши. Вполне достаточно. Чего же больше? Необходимое и достаточное условие.
Она. Как! И из-за этого вы даете волю ненависти?
Ж2. Ненависти? К чему громкие слова? Ненависть — это утомительно. Слишком много чести. Оттопыренные уши… Не все, конечно, некоторые… именно некоторые, потому что уши ушам рознь… Бывают такие уши… наверное, форма тут тоже важна. Еще важен цвет и, как я уже говорила, угол, под которым они… В общем, в результате я устраняю…
Он. Устраняете? Но как вы это делаете?
Ж2. О, в рамках дозволенного, разумеется, иначе просто нельзя: я держу их владельцев от себя на расстоянии. Даже больше, чем на расстоянии: я попросту их не замечаю. Как будто их вовсе нет. Зачем мне их терпеть, если мне это неприятно?
Ж3. Если вдуматься, вы правы. Уши, зубы… Зубы тоже могут вызывать…
Ж1. Да. Стать определяющими.
Она. А если вам некуда деться?
Ж2. Как это некуда деться?
Она. Ну, если, к примеру, вы едете в одном купе или сидите вместе на работе? Или лежите в одной палате в больнице? Или делите камеру?..
Ж2. Я стараюсь не обращать внимания. Мои глаза смотрят, но не видят.
М2. В самом деле. Так поступают все. Не фокусируются. Нет этого — и всё тут. Не существует.
Он. Весь человек не существует?
Ж1. Вообще-то говоря… если у человека такие уши или зубы, значит, и в нем самом…
Ж2. Возможно. Только я не трачу время на рассуждения. Зачем усложнять себе жизнь? Я отделываюсь от таких людей, вот и все. Я их ликвидирую. Так, во всяком случае, поступаю я. Может, кому-то и нравится… всегда есть любители…
Она. А вас это не смущает?
Ж2. Почему это должно меня смущать? Я, знаете ли, небольшая охотница рассуждать, не интеллектуалка… Я подчиняюсь инстинкту…
Ж3. Как и все женщины…
Ж1. Или художники. Особенно великие. Так или иначе, все сильные личности… Завоеватели…
Он. Ты знаешь, что нам мешает? Мы слишком робкие. Непритязательные.