Он тихонько смеется.
Она. Что ты смеешься?
Он. Ты смешная. Напоминаешь лягушку. Раздуваешься, раздуваешься… Достаточно, чтобы перед тобой были они… И вот ты уже готова их растерзать, испепелить… Забавно… Когда они здесь… Если б только кто-нибудь позволил себе с ними… хоть малейшее… Я уж не говорю о каком-нибудь несчастном «иссме»… Ты бы тут же вмешалась… как заботливая мамаша… Только не при мне, я этого никогда не допущу… стыдно… они такие добрые, такие милые… (Передразнивая ее.) «…Это наши друзья, не забывайте об этом… Помнишь, как мы гуляли по берегу и вдруг он наклонился… низко-низко… и так порывисто… В этом чувствовалось какое-то особое почитание… Но не сорвал… а только наклонился, чтобы рассмотреть… Помнишь?.. Уже только за это…»
Она (с грустью). Вы правы… Я любила его.
М2. Так любите и сейчас.
Она. Да-да, благодарю за совет… но вот тут-то… я вам уже говорила… когда мне кажется, будто мне это наконец удалось… тут вдруг… точно волна какая-то, что-то вроде запаха… от них… что-то неприятное…
Ж2. Вот видите, оттопыренные уши — это чудо что такое. Успех гарантирован. Уши — или зубы — первоклассное средство. И возразить-то нечего. Они говорят сами за себя. И никуда от них не денешься. Никакая жалость не поможет. Никакое умиление. Никакой весенний цветочек. Уши сами по себе вызывают у тех, кому с ними повезло, ощущение чего-то основательного, определенного, чистого. Уверяю вас, когда это чувствуешь, то и сам себя воспринимаешь иначе: будто сделан из вещества без примесей.
Ж1. И вправду — ты как бриллиант… А вот у кого уши оттопырены…
Ж2. Уже сам по себе этот факт — без всяких там «иссмов», без всего остального… Они даже сами могут не замечать… И не нужно их ни в чем обвинять, незачем заставлять их признаваться…
М4. Всё, решительно всё, что вы чувствуете, имеет под собой основание. Все «иссмы», все особенности произношения…
Она. Да, я понимаю. Но у Дюбюи, у обоих, нет оттопыренных ушей. И потом, нам-то что с того?
Он. Действительно, ничего. Мне от этого ни холодно ни жарко.
Ж2. Заметьте, это не единственное. Я взяла как пример оттопыренные уши, потому что имела в виду кого-то определенного… Но и слишком длинная верхняя губа, положим… для кого-нибудь и она…
Ж1. Для меня. Терпеть не могу.
Ж3. Или выдвинутая вперед нижняя челюсть… Вот так, видите… Признаться, я… бр-р-р… А вы нет? У вас не так?
Она. Честно говоря, нет… Почти нет… Не могу сказать, чтобы мне это очень нравилось… Но, в сущности… А ты?
Он. Да в общем тоже нет. В этом есть что-то аморфное, пассивное… никакого яда… ничего, что даже отдаленно имело бы отношение…
М3. К вашим «иссмам». Знаете, тут есть одна тонкость…
М2. Я же вам говорил… А вы смеялись надо мной, когда я пытался им помочь…
Ж1. Ах да, с Истмом, Коринфским перешейком…
Она. О нет, только не это!
М2. Вы слышите? Сколько страсти! Какое упрямство! Поверьте, вот она, первопричина. Что до меня, то… чем больше я наблюдаю, тем больше убеждаюсь. Сомнений быть не может: зло именно здесь.
Она. Вслушайтесь: романтиссм. Капиталиссм. Синдикалиссм… иссм… иссм… прямо шипение.
Он. Они задерживаются на этом иссм… смакуют его.
Она. Оно скользит, это иссм… точно край режущей травы.
Он. Иссм… иссм…
Она. Оно взрезает кожу… проникает в плоть…
Он. И там… Разве вы сами этого не чувствуете?..
Она. Попробуйте, прошу вас… скажите, растягивая… иссм… иссм… Вы слышите?
Ж3. Ну, может быть, если очень постараться…
М2. Да, надо очень постараться. Для меня, откровенно говоря… синдикалиссм, структуралиссм… Сколько ни повторяю… иссм… иссм… Хм, может быть… ну разве, при желании… может быть, действительно…
М3. Пожалуй, да. Я чувствую…
Она. Как! Не может быть! Вы почувствовали!..
М3. М-м… М-м… м-да… В общем, как бы это сказать…
Она. Как бы сказать?
М3 (колеблясь). Н-нет… не то чтобы… Вообще-то… да нет… Собственно, это то, что не имеет названия.