СУДЬЯ. Нет еще. (Девице.) Куда вошла? Скажи, куда? Куда? Куда? Куда? Куда?..
ВОРОВКА (в растерянности). Клянусь вам, не помню.
ПАЛАЧ. Ударить? Господин Судья, ударить?
СУДЬЯ (Палачу, подходя к нему). Ага! Твое удовольствие зависит от меня. Любишь бить, а? Я одобряю тебя, Палач! (Делает вид, что смотрится в Палача, как в зеркало.) Зеркало, прославляющее меня! Отражение, которое я могу пощупать, я люблю тебя. Мне не хватит силы и ловкости, чтобы оставить на твоей спине огненные отметины. Впрочем, что я мог сделать с такой массой силы и ловкости? (Дотрагивается до него.) Ты здесь? Ты здесь, моя огромная рука, слишком тяжелая для меня, слишком могучая, слишком здоровая для моего плеча, действующая сама по себе, рядом со мной! Рука, центнер мяса, без тебя я был бы ничем… (Воровке.) И без тебя тоже, малышка. Вы оба мои совершенные дополнения… Ах, мы образуем прелестное трио! (Воровке.) Но у тебя по сравнению с ним, да и со мной, есть преимущество, преимущество первенства. Мое существование судьи зависит от твоего существования воровки. Если ты откажешься — не вздумай даже! — если ты откажешься быть тем, кто ты есть… то есть тем, что ты есть, то есть тем, кто ты есть, и меня не станет, я исчезну, испарюсь. Подохну, улетучусь. Отсюда — вывод: Добро происходит от… Но тогда! Но тогда! Ты ведь не откажешься, правда: ты не откажешься быть воровкой? Это было бы плохо. Это было бы преступно. Ты бы лишила меня существования! (Жалобно.) Скажи, малышка, любовь моя, ты ведь не откажешься?
ВОРОВКА (кокетливо). Кто знает?
СУДЬЯ. Как? Что ты говоришь: ты могла бы отказаться? Скажи мне, где? И еще, скажи мне, что ты украла?
ВОРОВКА (сухо, вставая). Нет.
СУДЬЯ. Скажи мне, где? Не будь жестокой…
ВОРОВКА. Извольте не тыкать мне.
СУДЬЯ. Мадемуазель… Мадам. Пожалуйста. (Бросается на колени.) Видите, я умоляю вас. Не оставляйте меня в таком положении, в ожидании момента, когда я буду судьей. Что было бы с нами, если бы не было судьи, а если бы не было воров?
ВОРОВКА (с иронией). А если бы их не было?
СУДЬЯ. Это было бы ужасно. Но вы ведь не сыграете со мной такую шутку? Вы ведь не сделаете так, чтоб их не было? Пойми же меня: ты должна запираться как можно дольше, пока выдерживают мои нервы, ты должна хитростью заставить меня томиться, топать ногами, если хочешь, землю рыть, брызгать слюной, потеть, ржать от нетерпения, ползать… ты ведь хочешь, чтобы я ползал?
ПАЛАЧ (Судье). Ползите!
СУДЬЯ. Я горд!
ПАЛАЧ (угрожающе). Ползите! (Судья, стоявший на коленях, ложится на живот и медленно ползет в на правлении Воровки. По мере того, как он к ней под ползает, Воровка пятится.) Хорошо, продолжайте.
СУДЬЯ (Воровке). Заставляй меня ползти, ради моей судейской сущности, чертовка, ты права. Но если бы ты отказалась окончательно, девка, это было бы уже преступлением…
ВОРОВКА (свысока). Называйте меня Мадам и требуйте вежливо.
СУДЬЯ. Я буду иметь то, чего хочу?
ВОРОВКА (кокетливо). Воровство дорого обходится.
СУДЬЯ. Я заплачу! Заплачу сполна, Мадам! Но если больше мне не придется отделять Добро от Зла, зачем я буду нужен, спрашиваю я вас?
ВОРОВКА. Я задаю себе тот же вопрос.
СУДЬЯ (с бесконечной печалью). Только что я собирался быть Миносом. Мой Цербер лаял. (Палачу.)
Помнишь? (Палач перебивает Судью, щелкнув хлыстом.) Как ты был жесток, зол! Прекрасно! А я — безжалостен. Я собирался забить Ад проклятыми, забить тюрьмы. Тюрьмы! Тюрьмы! Казематы, священные места, где зло невозможно, потому что они — средоточие всего земного проклятья. Нельзя совершать зло во зле. Я же более всего хочу не осуждать, а судить…
Пытается подняться.
ПАЛАЧ. Ползите! Поторопитесь, мне нужно пойти одеться.
СУДЬЯ (Девице). Мадам! Мадам! Согласитесь, прошу вас. Я готов вылизать ваши туфли, но скажите, что вы воровка…
ВОРОВКА (кричит). Нет еще! Лижи! Лижи! Сначала лижи!
Сцена перемещается слева направо, как в предыдущей картине, и вдвигается в правую кулису. Вдалеке — пулеметные очереди.
Картина третья
Три ширмы, расположенные так же, как и раньше, но темно-зеленого цвета. Та же люстра. То же зеркало, в котором отражается неубранная кровать. На кресле — лошадка в маленькой плиссированной юбочке, какими пользуются исполнители народных танцев. В комнате — господин несмелого вида.