Закончив, нужно начинать все сначала.
ИРМА. К счастью для меня.
КАРМЕН …Все сначала и всегда одно и то же приключение. Из которого они с удовольствием бы не возвращались.
ИРМА. Ты ничего не понимаешь. Я вижу по их глазам: после этого у них проясняется в голове. Они неожиданно постигают математику. Любят своих детей и свою родину. Как и ты.
КАРМЕН (с гордостью). Я — дочь офицера…
ИРМА. Я знаю. В каждом борделе найдется одна такая. Но учти, в жизни существуют Епископ, Генерал и Судья…
КАРМЕН. О каких вы говорите?
ИРМА. О настоящих.
КАРМЕН. А какие настоящие, те, что у нас?
ИРМА. Другие. В жизни они — столпы парадности, которую они протаскивают сквозь грязь и повседневность. Здесь же — Театр, Видимость представлены в чистом виде, сплошной Праздник.
КАРМЕН. Праздники, которые я позволяю себе…
ИРМА (перебивает). Я знаю их — это забвение их праздников.
КАРМЕН. Вы упрекаете меня?
ИРМА. Их праздники — забвение твоих. Они тоже любят своих Детей. Но потом.
Новый звонок, похожий на предыдущие. Ирма, все время сидевшая возле аппарата, поворачивается и снова приникает к нему, приблизив трубку к уху. Кармен принимается за счета.
КАРМЕН (не поднимая головы). Шеф полиции?
ИРМА (описывает наблюдаемую сцену). Нет. Пришел официант из ресторана. Опять скандалить будет… Уже злится, что на Элиане белый фартук.
КАРМЕН. Я вас предупреждала: он хочет, чтобы был розовый.
ИРМА. Завтра пойдешь на базар, если он будет работать. Купишь еще метелку из перьев для служащего из Национального Комитета Железных Дорог. Зеленую.
КАРМЕН. Только бы Элиана не забыла уронить чаевые. Он требует настоящего бунта. И грязных стаканов.
ИРМА. Им всем хочется, чтобы все было самое настоящее… Кроме маленькой неопределенности, которая сделает это ненастоящим. (Меняя тон.) Кармен, я сама решила назвать свой дом домом иллюзий, но я лишь его директриса, и каждый, кто звонит в дверь, приносит свой подготовленный сценарий. За мной лишь помещение, аксессуары, актеры и актрисы. Детка, мне удалось оторвать этот дом от земли, ты понимаешь, о чем я? Я давно запустила его, и он летит. Я сняла его с якоря. Он парит. Или, если хочешь, он летит в небесах, унося меня… в общем, моя дорогая… ты позволишь мне минуту нежности, по традиции, каждая хозяйка борделя имеет любимицу среди девушек…
КАРМЕН. Я заметила, Мадам. Я тоже иногда… (Много значительно смотрит на Мадам Ирму.)
ИРМА (поднимается и смотрит на нее). Я тронута, Кармен. (Долгое молчание.) Но вернемся к нашему разговору. Дорогая моя, когда в своем сердце я тайно и очень точно называю себя содержательницей борделя, мой дом и в самом деле отрывается от земли и уплывает в небо. Милая, когда тайно в тишине я шепчу себе: «Ты — мать-содержательница, хозяйка борделя», — тогда все, милая (становясь сентиментальной), все взлетает: люстры, зеркала, ковры, пианино, кариатиды и салоны, мои знаменитые салоны: так называемый Сенной, задрапированный пасторалями, Салон Пыток, залитый кровью и слезами, Тронный, обитый бархатом в лилиях, Зеркальный, Парадный, Салон душистых водопадов, Салон Писсуара, Салон радушия, Салон «Лунный свет» — все взлетает: салоны… А! Я забыла Салон Нищих, Бродяг, где возвеличиваются грязь и нищета. Я повторяю, салоны, девушки… (Вдруг вспомнила.) А! Еще забыла: самый прекрасный из всех, украшение, венец здания — если он будет закончен — я говорю о Погребальном салоне, украшенном мраморными урнами, о Салоне Торжественной смерти, о Могиле! Салоне-Мавзолее… Снова: салоны, девицы, хрусталь, кружева, балкон — все отчаливает, поднимается и уносится вместе со мной!
Продолжительное молчание. Женщины неподвижно стоят друг против друга.
КАРМЕН. Как хорошо вы говорите.
ИРМА (скромно). Я стала профессионалкой.
КАРМЕН. Я поняла. Мой отец, полковник артиллерии…
ИРМА (строго поправляет ее). Кавалерии, моя дорогая.
КАРМЕН. Извините. Вы правы. Полковник кавалерии, он хотел дать мне образование. Увы!.. Вам, вам это удалось. Вокруг своей прекрасной персоны вы сумели создать пышный театр, праздник, роскошь которого окутывает вас, укрывает от мира. Вашему распутству нужна эта парадность. А я? У меня есть только я сама, и что же мне, оставаться самой собой? Благодаря пороку и убожеству мужчин у меня тоже был свой час славы! Вы, приникнув ушами и глазами к аппарату, могли видеть, как высоко я стою, повелительная и по-матерински добрая, такая женственная, поправ каблуком картонную змею и бумажные розы. Вы могли видеть также бухгалтера из «Лионского кредита», стоящего передо мной на коленях, теряющего сознание при моем появлении. Но вы видели его со спины, и вам не знакомы ни его вдохновенный взгляд, ни бешеное биение моего сердца. Моя голубая вуаль, мое голубое платье, мой голубой фартук, мои голубые глаза…