ШЕФ ПОЛИЦИИ (тихо). Вы хотите посмотреть макет?
СУДЬЯ (Шефу полиции). Вы зря торопитесь. Мы же ждали две тысячи лет, чтобы наши образы сформировались… Надейтесь…
ГЕНЕРАЛ (прерывает). Слава обретается в боях. У вас еще недостаточно Аустерлицких сражений. Сражайтесь или садитесь и ждите положенные две тысячи лет.
Все смеются.
КОРОЛЕВА (гневно). Вы смеетесь над его бедой. А ведь это я назначила вас! Я вытащила вас из номеров моего борделя и наняла вас ради его славы. А вы согласились служить мне.
Молчание.
ЕПИСКОП (решительно). Здесь встает, и со всей серьезностью, один вопрос: будете ли вы пользоваться тем, что мы представляем, или… (показывает в сторону двух других Фигур) или мы сами заставим вас служить тому, что представляем мы?
КОРОЛЕВА (вдруг приходя в ярость). Вы, марионетки, которые без этих, как вы сами говорите, кроличьих шкур были бы ничем. Вы — человек, которого заставляли плясать голым, то есть с ободранной шкурой! На площадях Толедо и Севильи! И вы танцевали! Под звук кастаньет! И вы ставите условия, Монсеньор?
ЕПИСКОП. В тот день надо было танцевать. Что же касается кроличьей шкуры, если она представляет собой то, что призвана представлять, а именно священный образ горностая, она обладает неоспоримой силой.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. В определенный момент.
ЕПИСКОП (раздражаясь). Именно. Пока мы оставались в номере борделя, мы были во власти нашей собственной фантазии: выставив ее напоказ, назвав по имени, обнародовав ее, мы оказались связанными с людьми, с вами, и вынуждены продолжать эту историю по законам реальности.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Вы не обладаете властью. Только я…
ЕПИСКОП. Тогда мы возвращаемся в номера, чтобы продолжать поиски абсолютного достоинства. Нам было хорошо там, а вы пришли и вытянули нас оттуда. А ведь это было прекрасное состояние. Полный покой: в мире, тишине, за занавешенными окнами, под опекой внимательных женщин, под опекой полиции, опекающей бордели. Мы могли быть судьей, генералом, епископом до полного совершенства, до наслаждения! И из этого чудесного, беспечного состояния вы грубо вытащили нас!
ГЕНЕРАЛ (перебивая Епископа). Мои лосины! Какое это было счастье, когда я натягивал свои лосины! А теперь я в них сплю, в генеральских лосинах, ем, вальсирую — ах, как я вальсирую! — в своих лосинах, я живу в них, я — генерал, как вы — епископ!
СУДЬЯ. А я только звание, представленное мантией.
ГЕНЕРАЛ (Епископу). Я никогда не могу подготовиться — раньше я готовился за месяц! — готовился натянуть свои лосины и генеральские сапоги. А сейчас они навечно обтянули мои ноги. Я больше не мечтаю, честное слово.
ЕПИСКОП (Шефу полиции). Видите, он больше не мечтает; наша декоративная чистота, наша изысканная, бесплодная и возвышенная видимость подточена — ее не обрести вновь, пусть будет так. Но остался горький привкус сладкой ответственности, и мы находим его приятным. С наших салонов сброшена вся таинственность. Вы говорили о плясках? Вы упомянули о том пресловутом вечере, когда мы, раздевшись донага, или — употребим забавляющее вас слово — ободранные, без наших священных облачений, вынуждены были плясать голыми на испанских площадях. Я действительно танцевал, под взрывы хохота, но по крайней мере я танцевал. Зато сейчас, если мне однажды этого захочется, мне придется тайком прийти в «Балкон», где должна быть подготовлена комната для прелатов, желающих несколько часов в неделю побыть балеринами. Нет, нет… Мы будем жить при свете, но обладая всем, что при этом полагается. Судейский, солдат, прелат, мы постараемся свести декорации до минимума! Мы заставим их служить! Но чтобы они служили и служили нам — поскольку довелось защищать ваши интересы, — нужно, чтобы вы первый признали их и воздавали им должные почести.
ШЕФ ПОЛИЦИИ (спокойно). Я буду не стотысячным отражением зеркала, я стану Единственным, в которого захотят воплотиться сто тысяч. Без меня вы пропали бы. А выражение «разбиты наголову» получило бы реальное содержание. (Его голос звучит все более властно.)
КОРОЛЕВА (Епископу, с намеком). В тот вечер эта мантия была на вас потому, что вы не сумели вовремя убраться из моих салонов. Вы не могли оторваться от одного из ста тысяч своих отражений, но клиентура прибывает… (Шефу полиции.) Не давай себя запугивать. До мятежа их было много… (Епископу.) Если бы вам в голову не пришла отвратительная мысль расстрелять Шанталь…