КАДИ (глядя в воображаемое окно). Разбитое стекло! Десять дней ареста. Иди, играй на своей флейте двумя ноздрями. И пусть Господь сам себя накажет, если я не прав. (Обращается к подходящему арабу.) Теперь ты.
Флейтист выходит. Араб подходит ближе.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (с тем же пафосом). Он пописал на молодой лавр, стоящий у ограды футбольной площадки, он сделал это гордо, в его позе была гордость. Почти так же гордо, как я, когда писаю на стену…
КАДИ (Полицейскому). Я боюсь. (Арабу.) Ты пописал, но ты можешь сказать почему?
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОПИСАЛ. Захотел.
КАДИ. Но почему на это деревце?
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОПИСАЛ. Оно было рядом.
КАДИ (с интересом). А сейчас не хочешь?
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОПИСАЛ. Нет, Ваше Превосходительство, сейчас нет.
КАДИ (сначала в его голосе звучит облегчение, но постепенно он приобретает твердость). Хорошо, что ты сейчас не хочешь писать, иначе твоя жидкость потекла бы на мою ногу. А я мог бы наказать тебя, не прибегая к правосудию. Тех, кто убивает, тоже убивают. Если бы ты меня намочил, я бы тоже тебя намочил, но моя струя была бы проворней твоей. Мы могли бы сразиться струями теплой жидкости, и ты был бы побежден, потому что, ожидая, пока на меня снизойдет Божье вдохновение, я выпил большой кувшин ментоловой. Но помочиться на прекрасную ножку лавра-подростка! От этого, возможно, пожелтеет пара листиков! (Второму Полицейскому.) Выведи его и помочись на его ноги.
Полицейский выводит араба, но сам остается. Теперь подходит Женщина.
КАДИ (более сурово). Подойди быстрее и скажи скорей, что ты совершила, если хочешь, чтобы я тебя судил, пока Бог еще из меня не вышел.
ЖЕНЩИНА. Я ничего не совершила, Ваше Превосходительство.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Какая лгунья! Ваше Превосходительство, она написала знаки на двери сарая Бен Амрека.
КАДИ. Какие знаки?
ЖЕНЩИНА. Нет, Ваше Превосходительство.
КАДИ. Какие знаки? Добрые или злые?
ЖЕНЩИНА (делает вид, что прислушивается). Слушай!.. Ты слышишь? Дома остался мой крикун…
КАДИ (Женщине). Бог уходит. Если хочешь, чтобы тебя судил он, будь добра, помоги мне. Скажи, какого наказания ты хочешь, да скорей говори.
ЖЕНЩИНА (очень быстро). Десять ударов палкой, Ваше Превосходительство.
КАДИ (Полицейскому). Дай ей пятнадцать.
Женщина выходит. Появляется Саид, подходит ближе.
(Подносит руку ко лбу.) Бог отвалил, улетучился. Бог ушел. (Все больше раздражаясь.) Он приходит, уходит, интересно куда? В другую голову? В осу, летящую на солнце? В изгиб дороги? В кастрюлю, чтоб там жира прибавилось? Во всяком случае, из головы Кади он улетучился, страх прошел, и голос больше не дрожит.
САИД. Меня зовут Саид, Ваше Превосходительство.
КАДИ (в очень дурном настроении). Убирайся. На сегодня я закончил.
САИД. Я украл, Ваше Превосходительство. Вы должны меня осудить.
КАДИ. Чем? (Стучит по голове.) Там пусто.
САИД. Умоляю вас!
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (насмешливо). Украл. Вы же знаете, его специализация — это пиджаки трудящихся, развешанные на ветках миндальных деревьев или лежащие на клумбах. Ваше Превосходительство — он повсюду рыскает. Ни в какие ворота не лезет, ворует без зазрения совести. Он бы должен быть богачом — единственный сын. (Саиду.) В каком пиджаке это было?
САИД. В том и в другом.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Я знаю. Не важно. Важно — воровать. Без разбору. В этом есть та же несправедливость, что и в железнодорожных катастрофах. Слава Богу, наше бдительное око не дремлет. (Повышая голос.) Наши глаза таращатся из листвы и травы, и в них — ни тени волнения!
САИД. Я прошу лишь наказания.
КАДИ (жестом останавливает Полицейского, который хочет вмешаться). Ты словно с ума сошел, словно предчувствуешь, что скоро все изменится… Тебе не дает покоя смерть Си Слимана? Ну осужу я тебя, а что мне это даст?
САИД. Зло, которое я совершил, должно…