КАДИ. Тебе это что-то даст. После приговора и понесенного наказания ты преобразишься — пусть немножко, — но если я останусь прежним после вынесения приговора и после того, как ты отбудешь наказание…
САИД. Попробуйте, сами увидите…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ (обращаясь к Кади). Наказание, он говорит, наказание, легко сказать. Здесь посложнее. (Саиду.) Сегодня утром, в восемь утра, освобождали из-под ареста. Твоя жена сегодня утром вышла из тюрьмы…
КАДИ (Полицейскому). Иди пописай на лапы лаврового дерева.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Но… Ваше Превос…
КАДИ (в изнеможении). Иди пописай. На зелень или на ветки, иди же.
Полицейский выходит. Кади с любопытством смотрит на Саида, подходит к нему.
(Ласково). Мне все надоело. Подумай, какие ничтожные проблемы мне предлагаются. Я служу судьей в деревне, где каждую минуту должны совершаться ужасные преступления. (Обеспокоенно.) Или ничто не есть преступление? А мир преподносит Господу лишь два-три очаровательных проступка. Нет. Мне все надоело. И моя голова становится еще тяжелее оттого, что она пуста.
САИД. Давайте как есть. Я и этим удовольствуюсь, я — не гордый, и я не прошу, чтобы сам Господь побеспокоился и открыл мне тюремные ворота. Это может сделать и деревенский судья.
КАДИ (важно). Если бы речь шла только о том, чтобы открыть решетки и затворить их, тогда — да. Но мне нужна причина. Чтобы найти ее, нужно знать, где искать, а я устал.
САИД. Вы одно забываете: вам платят за то, чтобы вы открывали и закрывали тюремные ворота.
Пауза.
Я не могу сам себя обслуживать…
КАДИ (озадаченно). Нет, конечно… но нужно к этому прийти…
САИД. Тогда меня не будут принимать всерьез.
КАДИ. Есть такая опасность.
Пауза.
Я еще как-то понимаю, что ты выигрываешь с каждым новым осуждением, куда ты идешь, но меня-то куда ведет каждое осуждение? Я тот инструмент, что сталкивает тебя туда, куда тебе хочется упасть, но ты, ты, ты, зачем ты мне нужен? И кто же, в конце концов, займется бедными судьями! Кто?
Лейла проходит по нижней части сцены, лая и прихрамывая.
Картина восьмая
Сцена полностью свободна: это кладбище. В центре — маленькая лейка.
Одежда Мадани (Мадани-Уста): белый костюм, напоминающий арабский.
МАТЬ (говорит в левую кулису). Оттуда… стойте! Остановитесь там… оттуда все слышно. (Проходит в середину и вчитывается.) Си Слиман. Это его могила. (Поворачивается в левую кулису.) Подойди! Давай, подходи! Или ты совсем никчемный? Ты глухой? Может быть, слишком старый?
Из глубины выходит старый араб Мадани.
МАДАНИ. Если ты мной недовольна, иди найди другие Уста.
Небольшая пауза.
Но не оскорбляй меня.
МАТЬ. Сейчас не время обижаться. Я выбрала самые старые и неловкие Уста, потому что честна. Если бы я привела с собой свежие молодые Уста, с белыми зубками, можно было бы подумать, что я хочу повлиять на покойного. Давай сюда.
Мадани устраивается слева от могилы.
Я выбрала тебя, чтобы ты стал устами покойного, я знаю, они полны земли, корней и камешков, но постарайся произносить слова покойного, а не свои собственные.
МАДАНИ. Когда покойник соглашается сказать то, что хочет сказать, — это страшно. Говорить будет он.
МАТЬ. Пора?
МАДАНИ (взглянув на часы). Самое время.
МАТЬ (поворачиваясь к кулисам). Старухи и девственницы, постарайтесь прекратить вашу болтовню, там, на холмах, среди ароматов базилика. Это ненадолго. Покойник будет говорить. (Мадани.) У меня есть термос с кофе. Это потом. Я могу уйти на минутку, если тебе надо подготовиться.
МАДАНИ (медленно садясь на корточки). Ты мне не мешаешь. Самое трудное то, что мне надо покинуть свое тело. А он меня заменит.
МАТЬ (несколько встревоженно). А?.. Но… если ты покидаешь свое тело, куда же ты отправляешься?
МАДАНИ (продолжая усаживаться). Всяко бывает… зависит от того, как я разгонюсь — быстро или слишком медленно… если есть время, я посещаю мои оливковые рощи или Музей Инвалидов… Оставь меня. (Ложится плашмя и после паузы начинает тихо звать.) Си Слиман… Си Слиман… Слиман, ты здесь? (Прислушивается.) Ты здесь? Да… Да? Кто отвечает? Это ты, Си Слиман? Я здесь… Твои Уста… Твои бедные Уста заполнены землей, камнями и корнями, но должны ответить. Ты узнаешь меня?.. Как, не помнишь? Ведь я произносил все твои фразы, еще когда ты был жив…