СЭР ГАРОЛЬД. Ах, вы носите толщинку. И сзади, конечно, тоже.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Для равновесия. В моем возрасте мужчина, не имеющий живота и зада, выглядит несолидно. Значит, надо немного хитрить…
Короткая пауза.
Раньше, например, были парики…
СЭР ГАРОЛЬД. Жара мучает. И эти ремни.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Все здорово продумано, вы знаете. Как таковых ремней не надо, речь идет скорей о лосинах, с утолщениями сзади и спереди, они-то и делают вас представительным.
СЭР ГАРОЛЬД. А горничная…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. О, она не в курсе. Я осторожен. Это требует такой же деликатности, как вставная челюсть или стеклянный глаз в стакане: интимные секреты. (Вздох.) Нужно прибегать к уловкам, чтобы стать импозантным! Я ведь пришел к вам, чтобы попросить о помощи в выработке защитной тактики.
СЭР ГАРОЛЬД. Как я уже говорил вам, один из зачинщиков, Слиман, убит. В этом районе все бурлит. (Протягивает свой портсигар.) Сигарету?.. Огоньку?..
Вошел третий араб и точно так же, как два первых, нарисовал языки пламени на третьей ширме.
Знаете, несмотря на бдительность охранников, каждую ночь валят десять — двадцать телеграфных столбов. Это, конечно, уже мертвые деревья, но они так могут перейти к оливам… к тысячелетним деревьям… это возможно, а затем и к апельсиновым деревьям, к…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (подхватывает)…к пробковым дубам. Я их люблю, свои пробковые дубы. Нет ничего прекрасней дубового леса, когда человек кружится вокруг ствола и собирает с него кору. И когда появляется плоть дерева, сырая, кровоточащая! Над нами можно посмеяться, над нашей любовью к этому краю, но вы (взволнованно), вы-то знаете, что это истинная любовь. Это мы ее создали, а не они! Найдите среди них хоть одного, кто умеет говорить о нем так, как мы!
Так говорить о шипах моих роз.
СЭР ГАРОЛЬД. Скажите о них два слова.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (как будто читает стихотворение Малларме). Стебель прямой, стройный. Листья зеленые, мощные, глянцевые, и на стебле, среди листьев — шипы. С розой не шутят, это не георгин; шипы свидетельствуют о том, что с розой шутки плохи, ее охраняет столько орудий — это ее оплот, ее воины! — даже от глав государств это требует уважения. Мы — мастера красноречия. Покушаться на вещи — покушаться на язык.
Сэр Гарольд тихонько аплодирует.
СЭР ГАРОЛЬД. А покушаться на язык — это святотатство. (С горечью.) Это покушаться на величие.
Крадучись, входит араб, раздувает огонь у корней апельсиновых деревьев. Хозяева его не видят.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. В одной немецкой оперетке, не помню, какой именно, была такая реплика: «Вещи принадлежат тем, кто смог их улучшить…» Кто облагородил ваши апельсиновые рощи, мои леса и мои розы? Мои розы — это моя кровь. Какое-то время я думал о войсках…
Входит второй араб, он, как и первый, раздувает огонь.
СЭР ГАРОЛЬД. Это наивно. Армия забавляется сама с собой, как девственник за забором. Она больше всех любит себя саму… (С горечью.) Но никак не ваши розы.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Уехать?
СЭР ГАРОЛЬД (с гордостью). У меня есть сын. Чтобы спасти достояние своего сына, я готов пожертвовать самим сыном.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (в том же тоне). Чтобы спасти мои розы… (с досадой) мне некем пожертвовать.
Входит третий араб, также крадучись: он также раздувает огонь у корней апельсиновых деревьев, руками помогает огню разгореться.
Сэр Гарольд и Г-н Бланкензи выходят вправо. Тогда из-за ширм, все так же крадучись, появляются еще пять или шесть арабов, одетых, как и все предыдущие, они рисуют огонь и раздувают его. Из-за кулис слышится треск горящих деревьев. Слева выходят Сэр Гарольд и Г-н Бланкензи, очень увлеченные своей беседой, не замечая беды. Поджигатели сразу же исчезают за ширмами.
СЭР ГАРОЛЬД (играя тросточкой). Впрочем, даже если бы мы и захотели, как смогли бы мы разобрать, какой из арабов — вор, а какой — нет? Как они воспринимают сами себя? Если, например, меня обокрадет француз, этот француз — вор. А если араб — какая разница? — это будет просто араб, который меня обокрал, не более того. Вы согласны? (Все громче и оживлен ней.) Где нет морали, там все едино, — автор порнографического издания прекрасно знает, что ему бесполезно обращаться в суд с жалобами на коллегу, укравшего у него… грязную идею.