Г-н Бланкензи хохочет.
Хорошая формулировка: где нет морали, там все едино. (Все громче, принюхиваясь.) Вареньем пахнет! Заметьте, я вовсе не хочу сказать, что у них нет морали, я просто хочу сказать, что они не могут копировать нашу мораль. (Вдруг обеспокоенно.) И они должны об этом догадываться. Эти три басмача — кстати, мы у них украли это словечко и быстро нашли ему применение, — если эти три басмача и признали, что один из них вор, то, прежде чем сказать об этом мне, они долго колебались… ох! что-то витает в воздухе… А этот Саид, репутацию которого продолжают раздувать! Мне бы надо было…
Они снова выходят влево. Крадучись, выходят десять или двенадцать арабов, одетых, как и прежние, дуют на огонь, рисуют такое огромное пламя, что оно охватывает все деревья.
Когда Сэр Гарольд и Г-н Бланкензи возвращаются из правой кулисы, они тут же исчезают.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (они оба очень возбуждены дискуссией)…продуманная политика. Армия вмешивается очень неохотно. Она ищет себе противника, как собака дичь. Армии плевать на мои розы и на ваши апельсиновые рощи. Если надо будет, они изничтожат их, чтобы насладиться безумием своего пиршества…
СЭР ГАРОЛЬД (обеспокоенно). Мне надо было…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. В чем дело, дорогой друг?
СЭР ГАРОЛЬД (словно открывая очевидное)…догадаться.
Пауза.
Уже какое-то время они не верят в бдительность моей перчатки. (Еще более озабоченно.) Впрочем, моя перчатка перестала меня информировать.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Эти скоты в конце концов сделают нас умными.
Комментарии к десятой картине
Ширмы должны прийти в движение в конце предыдущей картины.
Г-н Бланкензи и Сэр Гарольд должны казаться неестественно высокими.
Они разговаривают, не глядя друг на друга, очень визгливыми голосами: почти кричат, в раздражении, как генерал Франко, когда выступает по испанскому радио.
Играя эту сцену, надо обязательно учитывать, что это не комедийная сцена: Г-н Бланкензи и Сэр Гарольд убеждены в своей правоте. Несмотря на визгливость, они преисполнены сознанием своих достоинств: они виртуозно владеют своим языком.
Арабы, работающие на плантации в начале сцены, находятся постоянно в согнутом положении, однако те, что приходят поджигать, очень проворны и ловки: они явно хорошо владеют техникой диверсий. Их движения должны быть отточены и скоординированы, но воспринимаются как импровизация.
У Сэра Гарольда и Г-на Бланкензи все жесты должны быть широкими и уверенными. Отработанными. Это противоречит традициям актерской школы, существующей ныне во Франции. Они не должны выглядеть карикатурно, но должны показать публике ее собственное отражение.
Ту же функцию, что и Сэр Гарольд и Г-н Бланкензи, выполняют арабы-невольники и арабы-поджигатели, но как этого добиться?
Они тоже должны быть гигантских размеров.
Г-н и Г-жа Бланкензи — также гиганты.
Сторож не кто иной, как Жандарм, в парадной форме.
Читатель пьесы «Ширмы» быстро поймет, что я пишу черт знает что. Кстати, о розах. Г-н Бланкензи воспевает не столько розы, сколько шипы. А садоводы знают, что когда на стебле слишком много шипов и они слишком большие, это лишает цветок жизненных соков и всего остального, наносит ущерб здоровью и красоте самих цветков. Слишком много шипов — это не на пользу, но Г-н Бланкензи, похоже, об этом даже не догадывается. Но ведь этого колонизатора и его розарий придумал я. Моя ошибка может быть (должна быть) руководством к действию. Раз Г-н Бланкензи работает скорее над совершенством шипов, а не цветков, из-за этой моей ошибки он вынужден покинуть свой розарий и оказаться в Театре.
То же самое относится, возможно, и к другим сценам, что нужно оговорить особо, чтобы почувствовать несоответствия.
В этой пьесе — а я от нее не отказываюсь! о нет! — я, наверное, неплохо порезвился.
Картина одиннадцатая
На переднем плане прямо на полу стоят две ширмы: три створки — справа, три створки — слева. На них написано слово «тюрьма». Саид лежит возле правой ширмы. Лейла на корточках — возле левой. Посреди сцены стоит стул, на котором сидя спит и храпит Сторож. Когда две передние ширмы раздвигаются, на возвышении откроется еще одна ширма, которая появляется из правой кулисы. На этой ширме изображен дом Г-на и Г-жи Бланкензи: окно и балкон. А за этой ширмой в отдалении, на еще более высокой эстраде, появляется ширма небесно-голубого цвета. Именно за этой ширмой будут надевать форму лейтенант и легионеры.