САИД (продолжая беседовать с Лейлой). В моей камере тоже темно. Единственный свет — это твои испорченные зубы, твои грязные глаза, твоя печальная кожа. Твои славные глаза, твои смурные глаза, один смотрит на Рио-де-Жанейро, другой — на дно чашки: это ты. А твоя кожа, как старое шелковое кашне на шее учителя, — это тоже ты. Я уже не могу отвести от нее глаза…
ЛЕЙЛА (тихо). А ты думаешь о тех скидках, что делал мой отец по мере того, как ты меня рассматривал?
Тебе должно быть легче оттого, что у тебя не было и гроша. Ты меня получил, как очистки…
САИД (грустно). Мы с твоим отцом быстро сошлись на самой низкой цене.
ЛЕЙЛА. Мне тоже надо было проявить добрую волю, чтобы опуститься так низко, как ты меня просил, а это глубже, чем дно чашки с молоком! А теперь я стремлюсь туда сама. Меня надо уже удерживать за подол…
САИД. Есть у тебя еще какие-то места, которые надо бы поприветствовать? Может, ты знаешь такие…
ЛЕЙЛА. Такие есть, но тот, кто их поприветствует — бай-бай, — оставит там свое сердце…
Пауза.
Ты никогда не бил меня, Саид?
САИД. Тренируюсь каждую ночь. Как выйду, ты получишь.
Молчание. Слышен голос.
ГОЛОС ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ (мужественный и решительный). Нет. Если бы надо было сделать это снова, я бы подошел спереди, лицом к лицу, с улыбкой, протянул бы ей искусственный цветок, какие она любила. Ирис из фиолетового атласа. Она бы меня поблагодарила. Ни одна куколка-блондинка, какие бывают в кино, не стала бы слушать тот вздор, который я говорил, да с такой спокойной улыбкой. Только тогда…
ЛЕЙЛА (восхищенно). Кто это?
СТОРОЖ (ворчливо). Приговоренный к смерти. Он убил свою мать.
ГОЛОС ПРИГОВОРЕННОГО К СМЕРТИ …когда я закончил бы свою речь, она понюхала бы розу, которую прицепила бы к своим седым волосам, и тогда бы я ей… (мало-помалу голос становится все более экзальтированным, а к концу он звучит уже как псалом, как песня) деликатно вскрыл брюхо. Деликатно раздвинул бы полы юбки, чтобы посмотреть, как вытекают кишки, которыми я играл бы, как пальцы играют с драгоценностями. И мой взгляд передал бы эту радость блуждающему взгляду моей матери!
Пауза.
САИД (печально). Он дошел до того, что может петь.
СТОРОЖ (грубо). До того, что должен петь. А вы, ученики, заткнитесь!
Пауза.
Слышны звуки гармоники, играют «Марсельезу». Лейла и Саид закрывают глаза. Сторож храпит.
Зажигается свет. Спальня Бланкензи. Г-жа Бланкензи стоит перед нарисованным окном. В руке у нее револьвер, она целится. Г-н Бланкензи ищет что-то в комнате. На Г-же Бланкензи лиловый пеньюар.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (с придыханием). Фа-диез.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ (так же). Они посягнули на розу Маршал Жофр.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Где она?
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Ничего не бойся, милая. Весь розарий в ловушках. Я сам поставил на дорожках капканы для волков. (Скрипит зубами.) Как зубы впиваются в розу, вопьются в них стальные челюсти капканов — сама подумай, их пятьдесят штук на клумбах и дорожках — ты чувствуешь, как не терпится этим стальным челюстям? Им не терпится кусать.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ (взволнованно). Дорогой!
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Тебе не страшно?
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Ведь ты здесь.
Пауза.
Тебе сегодня утром показалось, что в арабском городе что-то происходит?
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Там все пришло в движение. Там такое спокойствие, что можно подумать, будто все движется с невероятной скоростью.
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Они хотят произвести на нас впечатление.
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Или они боятся…
Г-ЖА БЛАНКЕНЗИ. Это одно и то же… (Куда-то показывает.) Там что-то шевелится…
Г-Н БЛАНКЕНЗИ. Это кипарис. Пойду посмотрю… Хотелось бы знать, они кого-то уже схватили? Не прикусил ли он язык, чтобы не заорать, а почему молчат железные челюсти… (Он что-то ищет.) Где…