Орнифль. Я запомню ваши слова, отец мой. Придет день, когда мне наверняка пригодится ваше прощение!
Вспышка магния. Орнифля просят переменить позу.
Маштю. Довольно. Теперь мой черед! Не хочешь, так не поправляй второй куплет, но придумай мне еще один, четвертый, чтобы намеки были пикантные! Всего четыре строчки, черт побери! Неужели ты не можешь придумать четыре строчки для своего друга! Ты же только что между делом сочинил целый псалом для святого отца!
Орнифль (по настоянию фотографов с каждым разом принимает все более нелепые позы, словно исполняя какой-то безмолвный смешной танец). Святой отец обещал мне индульгенцию. А что ты мне посулишь?
Маштю. Я удвою твой гонорар!
Орнифль. Спасибо. Это тоже пригодится. (Кричит, не оборачиваясь.) Сюпо, вы здесь?
Мадемуазель Сюпо. Да, мэтр!
Орнифль. Начнем! (Мадемуазель Сюпо играет. Поет.)
Измазанный помадой,
Ее я провожал.
Шиньон ее помятый
Неловко поправлял.
Кончалось воскресенье,
Прощались мы в тоске,
Сливаясь черной тенью
В укромном уголке.
Маштю (в восторге). Записывайте, записывайте, Сюпо! Вот это куплеты! Вот это намеки что надо!
Вспышки магния следуют одна за другой.
Орнифль и Маштю (хором повторяют куплет, кривляясь и приплясывая на манер Мари Тампон). Кончалось воскресенье,
Прощались мы в тоске,
Сливаясь черной тенью
В укромном уголке.
Отец Дюбатон, удрученно воздев руки к небу, выскальзывает за дверь. Вспышки магния. Позы, которые с готовностью принимает Орнифль, на этот раз вместе с Маштю, становятся все более смешными и нелепыми. В комнату молча входит графиня с огромным букетом в руках, с легкой, чуть печальной улыбкой она наблюдает за этой сценой.
Репортер (незнакомый с нею). Удивительный человек! Просто чудо! Он каждый день устраивает вам такой спектакль?
Графиня (тихо). Да, каждый день. Я ого жена.
Стремительно опускается занавес
Действие второе
Вечер. Те же декорации, скупо освещенные. Орнифль в костюме XVII века, рядом с ним на подставке - парик. Его личный врач, доктор Субитес, щупает ему пульс. Он тоже одет в костюм XVII века - черная мантия, брыжи и высокий колпак, наподобие тех, какие носили мольеровские врачи.
Орнифль. В последние дни у меня шалят нервы.
Субитес. Это от легких.
Орнифль. По утрам, стоит мне закурить, сразу же начинает кружиться голова.
Субитес. Все от легких.
Орнифль. Перед глазами вдруг появляется черная пелена.
Субитес. Это все легкие. Легкие...
Орнифль. И боль в левой руке.
Субитес (паясничая). Я же сказал - легкие! (Вынув из своей сумки аппарат для измерения кровяного давления, неожиданно спрашивает.) А ты слыхал анекдот про зайца и академика?
Орнифль. Нет! Ты все шутки шутишь! Чего доброго, еще напутаешь с давлением!
Субитес. Какие там шутки! Анекдотец и в самом деле презабавный! Рассказать?
Орнифль (в ярости). Нет! Когда ты всерьез займешься моим лечением?
Субитес. Когда ты будешь всерьез болен. Давай отложим до агонии. Ничего у тебя нет.
Орнифль. Мне нездоровится.
Субитес. Ты, приятель, видно, прочел медицинскую статью в журнале и просто-напросто струсил как баба. Следовало бы запретить этого рода писанину! Из-за нее-то люди и мнят себя больными. Впрочем, благодаря ей у нас не переводятся пациенты. Сейчас я измерю тебе давление, и, если оно нормальное, изволь вместе с нами ехать на бал. Мольеровский вечер в Во-Ле-Виконт! Мольер у Фуке! Мыслимо ли такое упустить? Что это на тебе за костюм?
Орнифль. Это костюм Мизантропа.
Субитес. Ты в роли Мизантропа! Неподражаемо! Ну и позабавимся мы сегодня!
Орнифль. Как сказать! Проделать сто километров туда и обратно при нынешней гололедице только ради того, чтобы увидеть друг друга в костюмах актеров «Комеди Франсэз»! Если уж на то пошло, я бы с большей охотой провел вечер в театре Ришелье. Все-таки поближе.
Субитес. Да, но зато мы сыграем более естественно! Там сегодня будут самые очаровательные женщины Парижа да еще несколько знаменитых острословов.
Орнифль. Может, мы и правда сыграем более естественно, но текст наверняка окажется хуже - ведь авторами будем мы сами.
Субитес. Вижу, ты уже всерьез вошел в роль Мизантропа. Какая муха тебя сегодня укусила?(Измеряет давление.) Сто сорок на семьдесят. Да у тебя юношеское давление!.. Скорей надевай свой парик, и поехали. У меня в машине сидит Галопен. Он мастер рассказывать анекдоты. Чудесная будет поездка!
Орнифль. Нет. Я остаюсь. Сердце болит.
Субитес. Но, черт побери, я же тебе сказал, что ты совершенно здоров! Уж как-нибудь я разбираюсь в сердечных болезнях!
Орнифль. Нет. То-то и оно, что нет. Это меня и пугает. Вы знаете наперечет все болезни, описанные в ваших книжках. Но стоит какому-нибудь сердцу не воспроизвести послушно все знакомые вам симптомы, и вы уже запутались. А что, если мое сердце не желает подлаживаться к вашим правилам?
Субитес. Сердце у тебя с левой стороны, пульс восемьдесят, меня это вполне устраивает. Надевай свой парик, и едем.
Орнифль. Нет.
Субитес. Ты, верно, считаешь меня ослом?
Орнифль. Я считаю тебя врачом, который спешит на бал. Ты осматривал меня всего каких-то тридцать секунд, да и то порывался рассказать анекдот...
Субитес. Ну ладно. А Галопену ты поверишь? Профессор Галопен - лучший в Европе кардиолог, можешь ты доверить ему свое драгоценное сердце? Я попрошу его подняться сюда, и, если он подтвердит мой диагноз, ты поедешь с нами. (Уходит.)
Орнифль (после минутного колебания зовет). Сюпо! (Мадемуазель Сюпо тотчас же появляется на пороге.) Мне что-то не по себе, Сюпо. Я не еду на бал. Но вы так или иначе можете быть свободны. Совершенно очевидно, что вечером я не стану работать.
Мадемуазель Сюпо. Нет. Я предпочитаю остаться: я могу вам понадобиться.
Орнифль. Рано обрадовались. До агонии как-никак еще далеко. Зря только будете скучать. Я вас не позову. Сходите лучше в кино. Так будет полезней для общего блага. Может, вы встретите там кого-нибудь с родственной душой, и он в темноте погладит вам коленку.
Мадемуазель Сюпо. Нет. Я останусь здесь до полуночи. Мне необходимо кое-что перепечатать.
Орнифль (глядя на нее, с гримасой). Уф! Преданность И трудолюбие. Трудолюбие и преданность. Все равно что кефир натощак.
Мадемуазель Сюпо. Я останусь, как бы вы ни кривлялись!
Орнифль. Ужасная Сюпо! Вы не знали бы соперниц в роли фронтовой сестры милосердия; монахини, ухаживающей за прокаженными; или деятельницы «Армии спасения» с огромной жестяной банкой для сбора денег, из тех, что высокомерно, но вместе с тем не щадя себя благодетельствуют бродяг. Жертвенность непривлекательна на вид. Это эгоизм худшего сорта.
Мадемуазель Сюпо (задыхаясь от возмущения). Эгоизм!
Орнифль. Да. Истинных эгоистов еще можно вынести. Все мы знаем правила игры, и все мы в ней участвуем, но филантропы всегда отвратительны. Нельзя же в самом деле думать только о себе!
Мадемуазель Сюпо. О, эти ваши вечные парадоксы!.. А я только и думаю, как вам помочь, как вас...(Плачет. Входят доктора. Уходит с громким ревом.) О-о-о-о!
Профессор Галопен (которого привел Субитес, входит, потирая руки. Он тоже в костюме молъеровского врача). Ну, где же больной? Приветствую вас, наш великий бард и друг! Что мне тут наговорил Субитес? Мы недовольны нашим сердцем?