Адмирал Чичагов — один из самых замечательных людей в России. Сейчас никто здесь не только что не превосходит, но и не равен ему по рассудительности, остроте ума, силе характера, чувству справедливости, беспристрастию и даже строгости нравов. Превосходные сии качества затемняются двумя .большими изъянами; первый, не стоивший бы взимания, не будь второго, — это его отношение к религии, которое нельзя назвать ни греческим, ни римским; второй — презрение и даже глубокая ненависть ко всем установлениям своей страны, в которых видит он лишь слабоумие, невежество, преступления и деспотизм. Русские лучше, чем кто-либо, видят собственные свои пороки, но менее всех других терпят указания на оные. Если вы хотите ужиться с ними, то нельзя не только показывать вид какого-либо осуждения (обычная западня для иностранцев), но, напротив, надобно возражать им, когда сами они пускаются в подобные разговоры. Исключая весьма малое число близких приятелей адмирала, все прочие исполнены' к нему лютой злобою и почитают за врага общества и России. На самом же деле ничего подобного нет. Он более русский, нежели другие, ибо ненавидят не Россию, а порочащее ее зло. Впрочем, такие тонкости недоступнь?*для большинства, да и не могут служить самому адмиралу извинением за те горькие сарказмы, каковые позволяет он себе противу своего отечества. Друзья его тысячу раз пеняли ему за это. Он выслушивает их, но ничуть не меняется. Императору известны и мысли, и рассуждения адмирала, однако он неизменно привязан к нему, и таковая привязанность немало повредила Его Императорскому Величеству в общественном мнении. Говорят: «Он не русский, он не любит Россию, и ему приятны только те, кто ненавидят ее». На самом же деЯе Император просто опередил свою нацию, и это его несчастие. Будь он ближе к ней, его больше любили бы, ибо он видел и ценил бы только то, что вокруг него.
Когда злополучная турецкая война приостановлена была перемирием 5, Кутузов, довольно вяло ведший ее, получил все полномочия для подписания мира, но дело тянулось, и чуть ли не каждый день из Молдавии приходили жалобы на русского генерала. Раздраженный Император послал туда адмирала Чичагова. Только после сего упрежденный курьером князь Кутузов поторо
пился с миром, и адмирал приехал уже после подписания оного. <...)
Адмирал остался в Молдавии, а Кутузов возвратился в Петербург, где поначалу обошлись с ним довольно пренебрежительно. Но вопли в салонах возымели свое действие на Императора, который был мало к нему расположен. Он поставил его главнокомандующим, а через два месяца сделал фельдмаршалом, графом и князем Смоленским; жена его за короткое время должна была трижды переменять визитные карточки.
Поначалу и Император, и адмирал Чичагов полагали, что сильная молдавская армия не понадобится на полях сражений и предназначали ей другую, великую и важную, роль, в частности и для пользы нашего повелителя. Но они ошиблись, и в конце концов адмирал выступил через Минск к Березине. Его сильнейшим образом обвиняли в медлительности, как будто человек такого характера мог быть задержан чем-либо, кроме высочайшей воли, секрет коей нетрудно угадать.
Пока адмирал шел из Молдавии, а князь Смоленский из своего Смоленска, дабы соединиться на Березине, общественное мнение нечувствительно уверилось в том, что именно первый из них должен захватить Наполеона на переправе, как мышь в мышеловке. Нет надобности рассказывать о действиях Кутузова от Смоленска до Березины, они увенчались блестящим успехом, но все-таки не было в них ни одного искусного маневра: он захватывал в плен и уничтожал неприятеля по мере того, как люди валились от голода и холода. Брали брошенные французские пушки — вот и все. Не был пленен ни один маршал, ни один известный генерал. Наполеон разделил свою армию на три корпуса: первым командовал сам, вторым — Даву, и третьим — Ней. Русские двигались параллельно французам и в Красном (совершенно неожиданно для себя) оказались между 2-м и 3-м корпусами. Сие было столь внезапно, что когда Ней показался в виду русского арьергарда, к нему послали узнать, не свои ли это. Здесь представилась великолепная оказия нанести решительный удар. Кутузов не сумел воспользоваться ею: он лишь взял в плен 12.000 закоченевших и погибавших от голода и 27 пушек; но сам маршал Ней со 100 пушками и 15.000 солдат ускользнул от него и соединился с Наполеоном, который не мог поверить своим глазам. После этого я спрашиваю: где же великий генерал? На что отвечаю иногда, дабы позабавить немногих близких своих друзей: «Если бы Наполеон командовал русскими, то уж, конечно, взял бы в плен самого себя».
| 241 |