вызвать его сюда, и Император совершенно неожиданно сделал его офицером самого лучшего полка, кавалергардов, коих вы могли видеть в Париже. Он участвовал во всех забавах от Бородина, через Лейпциг и до Монмартраи обошлось это всего лишь одной лошадиной жизнью. Сейчас сей молодой человек должен со дня на день получить диплом ротмистра, что соответствует чину подполковника. Брат мой, которого вы могли знать еще офицером морской службы, женился здесь на девице Загряжской, фрейлине Их Величеств обеих Императриц, весьма милой и достойной особе из наилучшего семейства. Он совершенно счастлив. Теперь жизнь здесь вполне терпима, а в будущем, полагаю, станет и совсем хороша. Мне кажется, что во всех отношениях я пускаю корни в этой стране. <...)
Мон-Сен-Жан, Жак Клермон (1752—1827)—маркиз. Французский политический деятель. Однокашник Ж. де Местра по Туринскому университету. Член Генеральных Штатов (1789), где голосовал против всех реформ. Эмигрировал в 1792 г. Адъютант сардинского короля. В 1800—1814 гг. отошел от политики. После Реставрации член Палаты Депутатов, где выступал как-фанатичный роялист.
1 <•. .> до Монмартра — имеется в виду один из эпизодов взятия союзниками Парижа 18—19 марта 1814 г., когда русский корпус генерала графа А. Ф. Ланжерона взял Монмартрские высоты.
172. КНЯЗЮ П. Б. КОЗЛОВСКОМУ
12 (24) ОКТЯБРЯ 1815 г.
<.-..) Полагаю, что теперь можно говорить о Бонапарте как о человеке умершем, но ежели начну я рассуждать о сем предмете, то, верно, никогда и не кончу. Как-то я сказал: «Его пороки спасли нас от талантов» — и до сих пор так и продолжаю держаться сего мнения. ^
| 273 |
К сожалению, взойдя на «Беллерофон» (который во второй раз победил Химеру1), он не умер весь без остатка, а дух >его остался с нами. Сей дух представляет собою смесь собственного его яда с отравою его предшественников, и яд сей просачивается к нам со всех сторон. Тысячи признаков, которые было бы слишком долго разъяснять, убеждают меня в том, что мы близки к нравственной и религиозной революции, без которой хаос не может уступить место творению. Как вы сами сказали, любезный Князь, рука Провидения с очевидностию являет себя. Но мы еще ничего не видим, потому что до сего времени она лишь расчищала место Зато дети наши воскликнут с благоговейным восхищением: «Fecit nobis magna qui potens est» * Навряд ли возможно, чтобы вы не слышали про книгу, именуемую «Gesta Dei per Francos» . Это история крестовых походов. Книга сия может пополняться от века к веку, не меняя своего названия. В Европе ничто великое не делается без французов. В наше время они были смешны, безумны, жестоки; вы можете говорить о них все что угодно, но при всем том именно они были избраны орудием одной из величайших мировых революций. У меня нет никаких сомнений, что когда-нибудь (и, возможно, в скором времени) они щедро вознаградят мир за все причиненное ими зло, ибо талант к распространению идей есть врожденное их свойство, а может быть, и предназначение. Они никогда не перестанут возбуждать Европу то к добру, то к злу. Несомненно, Франции предстоят еще великие смуты, но в конце концов все завершится, как я говорю. А ваша великая страна, впутанная в сие громадное потрясение и едва не ставшая его жертвой, с удивительной быстротой оказалась одновременно в роли и
спасенного, и спасителя. Что ждет ее? Сие известно одному Богу. Несомненно лишь одно: нельзя оставаться в существующем теперь положении. На вашу долю выпала своя часть смуты; нашествие заметно переменило понятия крестьян ваших, но французские солдаты оказались совсем неподходящими прививальщиками. Боже сохрани вас! —Вы пишете мне о науках и университетах? — Что за предмет, любезный Князь! В Вильне защищают тезис о том, что Бог в существе своем (per perfectio- nem) есть теплород, что разум человеческий есть лишь ослабленный теплород, солнце — теплород образовывающий, растения — теплород упорядоченный и т. д. и т. д. В одном из ваших университетов моральную философию преподает отрекшийся католический священник, который уже заморил двух жен и теперь наслаждается третьей. Образование поставлено у вас с ног на голову и способствует развращению, даже не приблизившись к науке. Главная причина сего зла в том, что государственные мужи ваши не желают замечать протестантизма. Они не познали сего змия, и даже самые проницательные видят в нем лишь некоторое подобие угря. Я не думаю, чтобы германское образование вообще подходило к вашему нраву; оно исполнено новомодного философического духа, доходящего до сумасбродства. Если говорить только о науке вне связи ее с нравственностью, то, полагаю, санкт-петербургская гимназия дала превосходных подданных. Впрочем, письмо для столь важных предметов совершенно не годится: тут надобен целый год, а у меня всего лишь одна минута. Еще менее пригоден я для рассуждений о вашем Уложении2, по поводу коего спрашиваете вы мое мнение. Князь Александр Салтыков поддерживает оное: авторитет его весьма мною почитается. С другой стороны, г-н 'Грощинский3, которого рекомендуют мне как русского патриота со здравым смыслом и знанием местных дел, безоговорочно против. И неприлично было бы иностранцу (даже не умеющему прочесть сам проект) выбирать между' двумя столь весомыми авторитетами. Одно только могу утверждать с полной уверенностию, что народ интересуется Уложением не более чем делами в Японии; никто его не желает, никто о нем не говорит, а между тем оно обходится повелителю вашему по сто тысяч рублей в год уже на протяжении нескольких лет. — Однако, повторяю, иностранцу не пристало излишне рассуждать о подобных предметах. Но, вообще говоря, я склоняюсь