Если же Император останется в Санкт-Петербурге, возникнут два средоточия интриг: одно в армии между протежируемыми офицерами и другое — в столице, состоящее из их родственников и доброхотов. Мы видели сие на примере войны в Молдавии. Князь Трубецкой7 и граф Строганов8 сцепились с генералом Каменским 9 Они вернулись сюда, и говорят даже, будто были прогнаны своим генералом. Здешние их сторонники изо всех сил стараются разрушить репутацию Каменского. Но я полагаю, что сей последний надежно защищен самим характером Императора, который отнюдь не легковерен и у которого достаточно мудрости, чтобы не вступаться в сии интриги. Зато сами приехавшие весьма довольны собой, и никому не известно, на чьей стороне правда. Возможно, национальный характер и обстоятельства вынуждают повелителя к таковому поведению; но вести подобным образом войну противу Наполеона просто невозможно. Тут требуются совершенно другие силы. <...)
Все, что благоразумный государь может сделать в теперешнее время, — это произвести своего рода революцию: поставить единое и грозное военное командование с неограниченной властью и до некоторой степени воспроизвести кое-какие революционные формы в системе поощрений и наказаний. На достойное и даже удачливое сопротивление можно рассчитывать лишь в том случае, если никакое важное командование не будет отдано придворным офицерам. Но возможно ли подобное? Я не очень в это верю. Следовательно, и т. д.
3. Теперь о третьей причине, отнимающей у меня надежду и весьма смущающей мое перо. Я часто имел случай писать вам о Великом Князе. Это брат Императора. Что я могу сказать? Мне приятно, что в нем много природного ума, и он не чужд порывам щедрости, каковые можно уподобить просветам в ночи. Я ни в чем не могу жаловаться на него, а, напротив, должен лишь восхвалять, особливо за то, что касается сына моего. И мне хотелось бы сказать о нем как можно больше хорошего. Но! Но! Опять-таки что сказать вам? Никто в России не может понять, почему предоставлена сему Принцу возможность делать все, что он пожелает. Совсем недавно он получил еще больше власти над гвардией, а это хуже, чем две или три проигранных баталии. 3д^0ь не понимают ни того, кто' все сие делает, ни потворствующего этому. Как бы то ни было, но характер сего Принца и его манера держать себя с людьми, вкупе с военной неспособностью, неизбежным следствием солдафонства, подают самые верные и радужные надежды Наполеону. Перед лицом любой армии, в которой находится. Великий Князь, у него не будет затруднений.
4. Я изложил вам три достаточно основательные для опасений причины. Остается еще четвертая, сильнейшая сравнительно с прочими и разъяснение которой потребовало бы целой книги. Постараюсь быть краток, но дать вам понятие о самом существенном.
Полагаю, русская нация есть единственная в свете, чье просвещение началось не в храмах. С египтян и до наших дней дети везде воспитывались священнослужителями. Здесь же покусились они создать человека, имея только ничтожные свои силы, что есть дело наитруднейшее изо всех. Воспоследовала полнейшая неудача, и ничто не может сравниться с несчастным положением русских. Цивилизация их, вместо того чтобы действовать наподобие нашей, то есть постепенно, возникла внезапно и к тому же в эпоху глубочайшего развращения ума человеческого. Бедствие сие усугубилось еще и тем, что Россия подпала под влияние той нации, которая была и самым главным органом, и самой прискорбной жертвой сего порока. Все язвы Регентства 10 в одночасье прилипли к сей несчастной России, начавшей именно с того, чем другие кончали, — развращения. У меня нет слов, чтобы описать вам французское влияние в сей стране. Гений Франции оседлал гения России буквально так, как человек обуздывает лошадь. Противу сего превосходства нет иного лекарства, кроме религиозного чувства. К сожалению, оное совершенно здесь отсутствует, ибо там, где служители религии суть пустое место, пустым местом является и сама религия. Вы слышали, верно, разговоры о греческой вере, но таковой вовсе не существует. С внешней стороны религия русских состоит в крестных знамениях и поклонах, а что касается духа, то это лишь машинальная и бессмысленная ненависть противу римской Церкви. Религиозное безразличие проявляется здесь в самых причудливых видах. К примеру, это единственная страна во вселенной, где не интересуются верой у воспитателей юношества. Вполне обычное дело видеть в одном доме бонну-англичанку и католического учителя. Ежели турки преподавали бы музыку, танцы или математику, у русских были бы учителя-турки. Здесь есть закон, запрещающий подданному-протестанту переходить в католичество, вернее, католическим священникам принимать в свою веру протестантов. Но ежели католический подданный Императора пожелает обратиться в протестантизм, ничто сему не препятствует. Подобная почти невероятная непоследовательность лишь подтверждает то, о чем я только что сказал, а именно: здесь на самом деле нет иной религии, кроме вражды к римской Церкви. Вот вам небезынтересная в сем отношении история.
| 161 |