Некоторое время назад свалился к нам, словно с неба, некий Фесслери, коему стал сильно протежировать г-н Сперанский (я уже дал вам достаточное понятие о сем персонаже). Сей последний хотел поставить его профессором еврейского языка и церковных древностей в недавно основанной Невской семинарии, которую предназначали в качестве питомника священников. Не успев обосноваться, Фесслер стал подавать поводы к множеству разговоров и тяжких подозрений. Говорили, будто он был капу
цином, расстригся, чтобы жениться, стал протестантом и т. д. и т. д. Довольно многочисленная партия отрицала все это и превозносила его как человека столь же религиозного, сколь и ученого. Перед вступлением в должность Фесслер опубликовал латинский проспект лекций, которые он намеревался читать в семинарии. Проспект сей обеспокоил духовенство и, по моему мнению, отнюдь не напрасно, ибо мне довелось прочесть оный. Хотя содержатся в нем и вполне достойные страницы и нет ничего, что нельзя было бы печатать (ведь сии господа избегают говорить открыто), тем не менее все сочинение в целом и многие отдельные пассажи вызывают сильнейшие сомнения. Наконец вмешался сам Митрополит 12 и столь решительно отстранил Фесслера, что Сперанский вынужден был уступить; но в припадке ярости он поклялся погубить архиепископа, о чем рассказывал мне один великий Фессле- ров доброжелатель. Сам же Фесслер утешился денежной наградою, кажется, даже пенсионом. <. .)
Однако забавнее всего то, что хотя правительство думает, будто архиепископ отстранил Фесслера как иллюмината, я склонен Полагать, что он посчитал его католиком, ибо он крестил родившегося здесь своего ребенка в католической церкви. Попробуйте угадать, г-н Кавалер, чем завершилось великое сие противостояние? Синоду предложен был немецкий профессор, протестант Хорн 13, коего и взяли без всяких затруднений. Возможно ли представить себе таковую причудливость, соединенную с явной непристойностью! Ежели кто-нибудь предложил бы Его Величеству на место профессора богословия в Кальяри кальвиниста 14, несомненно, заперли бы в сумасшедший дом; здесь произошло то же самое, однако никто не скандализован, ведь это никак не влияет на цену модных нарядов и шампанского вина.
При таковом расположении умов легко понять, что германский иллюминизм получил прекрасную игру и воспользовался ею, тем паче сейчас предполагают устроить народное просвещение на совершенно ложных основах, что окончательно погубит сию нацию. Гимназии и провинциальные университеты суть истинные клоаки, откуда выходят бешеные враги всякой морали, всякой веры и всякого чинопочитания. Я знал людей, поставленных обучать юношество (и какое!), которых наши предки просто повесили бы да и мы сами, при всем теперешнем слабоволии и безразличии, с позором изгнали бы. Русские же дошли до такого состояния, что и для собственных своих детей смотрят лишь на науку и выгоды, но iftiKaK не на мораль. Скажите русскому, что профессор физики или греческого языка не верит в Бога, он ответит: «Какая разница? Ведь речь идет лишь о физике и греческом». Они не понимают главного свойства безбожного прозелитизма: его большую горячность сравнительно с прозелитизмом религиозным. И не ведают одной веселой истины, провозглашенной когда-то в Париже: неверующие подобны пьяницам, которые одержимы ст/0стью спаивать всех окружающих. Такова самая глубокая рана Российской Империи, и она с каждым днем расширяется и растравляется вследствие постоянно растущего влияния немцев на частное и общественное образование. Император, несмотря на ужасные предрассудки, порожденные его воспитанием (которое потомки никогда не простят Екатерине), в этом отношении, как и во всех прочих, выше своей нации. Он идет с осторожностию, боясь самого себя, и я уже имел много поводов заметить, что он может подняться над своими предрассудками. Он ничего не знает о многих наиважнейших предметах, и я охотно взялся бы разъяснить ему оные, но отнюдь не толпящимся у престола персонажам, вдвое старее его годами, но не имеющим и половины его ума.