Все сии соображения оставляют мало надежды, если Россия подвергнется нападению сильного противника. У нее слишком много врагов в собственной груди. С Императором случится то же, что и с другими монархами. Оружие переломится в его руках, тайны будут разглашены, и все, словно по злому волшебству, пойдет прахом. <. .)
Коротко перечислю сказанное мною, дабы не оставалось у вас сомнений в основательности моих страхов, каковые возбуждаются следующими обстоятельствами: системой Императора, противустоящей созданию большой военной силы; влиянием двора на армию, влиянием ужасающим, о коем я уже трактовал особо; отсутствием религиозных принципов, что позволило современному имморализму развратить самые основы национального характера; наконец, множеством чужеземных мошенников, которые под предлогом общественного образования скопились в сей стране. Добавьте сюда нехватку денег, упадок морали в армии, чей прежний дух вырождается, особенное недовольство преторианцев 15 и, более всего, озлобление всех соседних народов. Не следует, однако, думать, что правительство ничего не хочет видеть; напротив, оно держит в Польше большие силы с множеством артиллерии, но под покровом полного молчания. Есть и другие, более заметные меры, например, строительство крепостей вдоль границы и на самых выгодных позициях. Иезуиты лишились своего заведения в Динабурге16, обошедшегося им более миллиона. Мера сия не кажется мне столь же мудрой, как все прочие, ибо крепости неизбежно поглотят громадные суммы, которые могли бы быть с немалою пользою истрачены на другое, да и пока будет готова первая стена, все уже решится.
Из Лондона прислали промеморию, написанную для лорда Веллесли 17 одним прусским офицером (настоящим или вымышленным), и я не сомневаюсь, что она была представлена Императору. В ней говорится, главным образом, о силах Российской Империи и утверждается, будто силы сии в большей своей части призрачны, ибо в одном месте никогда нельзя собрать более 150.000 войска вследствие огромного протяжения границ да еще и недостатка оружия. К сему же присовокупляется неспособность интендантства и неумение даже накормить солдат.
Далее в сей промемории изображены планы Наполеона про- тиву России, сосредоточение всех его войск в Варшаве как исходном пункте для одновременного наступления на Москву через Могилев и на Петербург через Ригу, чтобы отбросить Императора к Казани. Самая слабая часть промемории та, где в качестве мер оборонительных предлагаются некие демарши англичан, кои, конечно, суть пустые мечтания.
В остальном, я полагаю, автор пребывает в большом заблуждении, надеясь, будто Наполеон намерен, лишившись рассудка, ринуться вглубь сей громадной страны, где его окружат и изничтожат. Наполеон слишком хорошо знает свое ремесло, дабы совершать ошибки, коих не сделал бы даже такой мирный философ, как я. Он соберет и двинет вперед тучи немцев; он возмутит поляков и поставит их себе на службу; он укрепится на всех возможных пунктах и овладеет всеми возведенными противу него крепостями; он объявит свободными жителей Курляндии и Ливонии и, грабя одной рукой, будет раздавать другой. Но Россия не даст проглотить себя как устрицу. Я полагаю, что более всех пострадают поляки.
Мне хочется плакать, как женщине, когда я думаю о той роли, которая представлялась России и которую она упустила. Своей славой она могла бы соперничать и даже затмить Англию и Испанию, она могла бы стать средоточием торговли всей Европы; опорой, надеждой и убежищем для всего честного; наконец, обогатиться и обессмертить свое имя. Вместо сего она отреклась от всего возвышенного, она обманывает, она разоряется, Она унижает себя-и насаждает вокруг злейших врагов. Можете не верить мне, г-н Кавалер, но я отдал бы половину своей крови, которая, замечу, отнюдь не бесполезна для моих детей, чтобы водворить российского Императора на подобающее ему место и исправить упущенное. С каждым днем я все более убеждаюсь в справедливости той великой истины, что единственно возможная политика должна быть моральна. Часто не понимают того несчастного, который рискует виселицей ради одного экю. Но объяснить сие легче легкого: экю-то вот оно, здесь, а виселица где-то далеко. Мы все, и малые, и великие, подходим под сей пример. Когда король Франции захватывал Корсику18, ничтожный сей остров был здесь, а Наполеон, столь кстати порожденный сей землей, находился где-то далеко. Вспомните раздел Польши1Э, американскую войну*20 и т. д. и т. д. Везде мы видим все то же ослепление и все те же следствия. Кому из нас не приходилось сотни раз слышать про Фридриха II: Все ему удавалось. Да уж, хороших удач он в конце концов добился!