Видимо, уже тогда у меня в голове вызревала мысль объединить все эти рассказы в одну большую повесть. Но я не решался признаться в этом даже самому себе. Боялся собственного дерзновения. Ибо кто я такой, чтобы посягать на подобную милость?
Так проходили годы и десятилетия. И вот, спустя четыре года после Марицкой битвы, Всевышний удостоил меня звания духовного отца моего народа. Теперь постоянным местом моего служения стала Соборная церковь. Ризница, в которой хранилось величайшее наше сокровище.
Каждую свою службу я начинал с благодарения Господу, который внушил нашему христолюбивому и мудрому государю Иоанну Асену мысль о переносе сей славной святыни из Эпивата в наш стольный град Тырново.
То было в далеком уже теперь 1238 году от Р. X. Попущением Божиим Царьград и его окрестности еще за три десятилетия до этого оказались в руках крестоносцев-латинян и еретиков-папистов, которые стремились вывезти на Запад все самые ценные христианские святыни и священные реликвии.
Однако сию великую Свою угодницу, преподобную Параскеву, Господь пожелал оставить в пределах православного мира. И вот царь болгарский Иоанн Асен, до которого также дошли вести о ее великой славе, предложил латинянам просить у него чего угодно, лишь бы они уступили ему чудотворные мощи. С этой целью он отправил к ним лучших своих витязей и митрополита Марка.
Честная процессия вступила в Болгарию с юга. По мере приближения к столице она росла и росла, поскольку тысячи людей с зажженными свечами присоединялись к ней отовсюду. Они с благоговением следовали за ковчегом с мощами Преподобной, явственно ощущая нежный аромат базилика, исходящий от него.
Когда процессия появилась в окрестностях Тырнова, навстречу ей вышел сам царь, а вместе с ним и его мать Елена, супруга Анна, вельможи, боляре и патриарх Василий со священством, а также бесчисленное множество народа. Государь и его приближенные с благоговением приложились к святым мощам. После чего они были положены в Соборной церкви.
С той поры у чудотворных мощей неизменно случались великие чудеса. Происходили многие исцеления людей, с верою притекающих, которые потом с благодарностью прославляли Господа, дивного во святых Своих.
Восемнадцать лет был я Патриархом Болгарским. И не было дня, чтобы я не молился коленопреклоненно возле киота со святыми мощами. Когда же дела вынуждали меня покидать столицу и совершать путешествия в другие грады и земли, мыслями я каждый вечер все равно пребывал пред ее святым киотом.
Мы, православные, знаем, что сердце всякого из нас есть его внутренний алтарь. Оно — то святое место, где происходит соединение со Христом. В моем сердце, жаждущем единения со Спасителем, всегда обитала она. Живая. И близкая.
Часто я оставался в церкви на всю ночь. Стоя на коленях и преклонив главу. Касаясь руками и челом святого киота. Иногда — очень редко, лишь когда она сама мне это дозволяла — я решался прикоснуться к руке Преподобной, лежавшей у нее на груди, поверх драгоценного пурпурного облачения.
Я молился преподобной Параскеве, прося вразумить меня: от нее ли исходит мысль о составлении мною ее Жития? Ведь эта мысль все чаще посещала меня в последнее время. Молил об этом как о великой милости. Для своего народа и для всех христиан. Дабы получить от нее поддержку и поучение о том, что должно мне учинить ради спасения моего христоподобного стада от азиатского зверья.
Она же молчала. Не удостаивала меня ответом. Многие месяцы. И годы. Вплоть до того дня, когда сербские христиане пострадали от безбожных турок на Косовом поле. В ту ночь, когда до нас уже дошла весть о мученической кончине благоверного и христолюбивого князя Лазаря, я вновь узрел ее на мгновение, как когда-то в юности. Но теперь уже — видел сквозь стоны и плач. В руке своей она держала развернутый свиток, на котором огненными буквами проступало ее имя.
Наконец-то! Так в сей скорбный час для христианских Балкан свершилась давняя и дерзновенная моя мечта. Я ясно видел: она удостоила меня этой милости, сострадая невинным жертвам христианским. Удостоила меня, грешного!
Сердце мое затрепетало. Весь дрожа, я пал на колени и воздел руки к небесам. «Мати Параскева! — воскликнул я со слезами, — слава милосердному Господу! Благодарю тебя за милость ко мне, недостойному!»