Выбрать главу

Констебль - звание сравнимое с рядовым. Каждый офицер начинает со звания констебля. После двух лет испытательного срока констебль может остаться в своем звании, перевестись в Отдел Уголовных Расследований или подать прошение о повышении звания до сержанта.

Пролог…

Если «Золотым веком» для Франции принято считать эпоху правления Людовика XIV, для Германии — «золотые двадцатые» в XX веке, когда Веймарская республика достигла определенного уровня стабильности, то по истине «Золотым веком» для Англии, без всякого преувеличения, следует считать век XIX, период правления королевы Виктории. Стремительные политические и экономические перемены в стране, словно в жерновах, перемалывали старые, отжившие нравственные устои и язвы. И там было что перемалывать…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава I. В табачном дыму

Лондон, 1863 год (где-то рядом со старым портом Доклендс)

В табачном дыму и копоти ламп тесная, душная и невыносимо жаркая, пропитанная запахом еды, пота и наполненная людским гвалтом харчевня, где справа от входа, за длинным прилавком сваленные в кучу: копчёная и кровяная колбаса, гороховый пудинг, рыба с жареной картошкой, буханки хлеба, куски бекона, маргарин, кипяток в двух баках, три насоса для эля и стеклянная банка с маринованным луком, а слева многовековая привычка к неуюту и грязи: маленькие темные отсеки со столами на козлах и стульями с высокими спинками, на столах усыпанные крошками серые скатерти с ржавыми пятнами, железные вилки, свинцовые солонки, глиняные тарелки, а под ногами пол покрыт камышом, а на стене табличка "Выносить сахар запрещено".

В одном из отсеков двое: он и она. Она старая "мишура" с напудренным лицом поверх глубоких морщин и в поношенном платье с заплатами, и он здоровенный тип в брезентовом плаще, вроде тех, что носят моряки, и густо-спутанными черными с проседью волосами ниже плеч, грубым бронзовым лицом, изрытым язвами и шрамами, вероятно, полученными в бесчисленных пьяных драках. Если ты лжешь, сказал он старухе, схватив ее за руку и наклонившись вперед так, что его нос оказался в нескольких дюймах от ее лица, я убью тебя, прибавил он, цедя каждое слово сквозь редкие гнилые зубы, а затем, скривив лицо, резко отстранился от невыносимого зловония немытой женской плоти. Чтоб мне сдохнуть! ответила ему старуха, выдергивая свою руку. Посмотрим, согласился здоровяк и уже собрался броситься вверх по лестнице, но старуха поспешила остановить его и посоветовала дождаться ночи. Дьявол! выругался он и, вероятно, согласился с доводами, потому как не пошел наверх, а только посмотрел на лестницу и дрожащей рукой потянулся за джином на столе. И сделал он это слишком поздно: рука старухи уже давно ухватилась за горлышко бутылки и крепко сжала его. На лице здоровяка появилась презрительная ухмылка. Он оставил джин старухе и быстро вышел из закусочной.

И наступила мертвенная ночь, осенняя ночь с холодным туманом, отравленная угольным дымом и пронизанная колким дождём...

Янтарный отблеск света витрины на мокрой брусчатке раздавил его ботинок, приспавшая лошадь, запряженная в одинокий кэб, почуяв его, испугалась, захрапела и дёрнула головой; мокрые и почерневшие от дождя рекламные щиты с едва различимыми буквами: Дом Бефидо, Стиральные машины, коврики, детские коляски, С. Уилкс и компания, столовая Сэма испытали полное безразличие с его стороны, а фонари Quadra на стальных опорах, как немые свидетели, через каждые 13 ярдов, поочередно холодно освещали его квадратный силуэт до тех пор, пока он не свернул в темный переулок. Пройдя немного вдоль двухэтажных домов, тесно примыкавших друг к другу, он остановился и прислушался: где-то впереди послышался бесстыдный смех, несомненно, пьяной женщины. Когда смех прекратился, он двинулся дальше.

И вот он у цели, в задней части харчевни, у единственного окна с тонкой полоской света, пробивающейся сквозь плотно занавешенные шторы. Без особого труда он дотянулся руками до подоконника второго этажа, помогая себе ногами, подтянулся, надавил рукой на раму и просунул голову в комнату…

Глава II. Синяя куртка и короткая дубинка

Всё, что осталось у лейтенанта Томаса Берча после Ост-Индской компании, так это маленькая комнатёнка в Лондоне, в доме на пересечении двух улиц Бедфорд-стрит и Кинг-стрит, 135 фунтов за доблестную службу, ноющий в непогоду шрам на левом предплечье от меча сипая, да и сам клинок, доставшийся Берчу в качестве трофея от убитого им же мятежника.