Как долго она так шла, Стелла не могла определить, но усталость говорила о том, что преодолён не один километр. Она насчитала несколько десятков мертвецов. Видимо, этой дорогой шла не она первая, и, возможно, пойдёт кто-то ещё после неё. За это время в руке Стеллы сгорели четыре факела, но ход всё не кончался, а только сужался и становился всё тесней.
Задыхаясь в чадящем пламени факела и трупном запахе, витавшем в пещере, Стелла неожиданно пришла в тупик. Это её озадачило. Ведь именно этот ход не был перечёркнут на карте! Такой исход пути сначала показался ей нелогичным. Но присмотревшись, она всё поняла.
В тупике сидел труп. Что ж, вроде не первый, кого она видела, но Стелле он открыл истину на этот тоннель. Человек умер не более месяца назад и имел отвратительный и ужасный вид. В руке покойник даже после смерти крепко сжимал кинжал. Оружие было затуплено и очень стёрто, несмотря на крепкую сталь, из которой его выковали. Стелла поняла назначение этого хода, продолжавшего естественную пещеру. Его рыли все, кто, упав в пропасть, по случаю судьбы остался жив. Его прокладывали, возможно, немало лет. Рыли все, кто был способен хоть как-то передвигаться и бросить вызов смерти. Искалеченные, приговорённые к неминуемой гибели, люди умирали, работая и не сдаваясь. Они копали ход, сбрасывая землю в многочисленные трещины скальной породы. Часто искусственно пробитая пещера продлялась за счёт естественных пустот в грунте, на которые натыкались создатели этого хода. Скальная порода выглядела крепкой, по ней кое-где стекала вода, продлевавшая жизнь людей. Но вот каким чудом не обрушился рукотворный тоннель, Стелла могла только удивляться.
Здесь трудились те, у кого оставалась искра надежды и хоть капля сил. Тут работали даже несколько женщин, а совсем недавно здесь умерли двое: мать и ребёнок, прижимавшийся к ней. Думая о том, какую смерть они приняли, Стелле стало не по себе. Как они вообще могли достичь дна пропасти живыми? Одно это уже не укладывалось в голове. Неужели те сильные воздушные потоки, в которые угодила терианка, смягчили падение не только ей? Они оставляли в живых много народа. И, выжившие, не сидели тут сложа руки. Об этой ужасающей правде никто в Низале не подозревал и, вероятно, никогда не узнает, на что обречены попадающие в пропасть. Это словно жизнь в склепе, даже хуже.
Этот ход рыли многие, надеясь, что, возможно, именно они смогут выбраться из этой могилы, а если не они, то другие. Когда умирал один, на его место рано или поздно приходил, или приползал другой, и работа продолжалась вновь. Никто никому не говорил и не передавал слова ободрения, это была немая эстафета. Умирающие, искалеченные люди прокладывали путь потомкам, которые, пройдя по их трупам, должны были выйти на свет. Тоннель рыли чем могли: кинжалами, мечами, бляхами, но чаще всего руками и осколками острых камней. Непрочный ход местами грозил обвалами, может уже и обваливался когда-то, но какое-то чудо хранило его, даря последнюю надежду многим людям, попавшим сюда.
И вот теперь здесь стояла Стелла. Она, прибывшая с другой планеты и из другого времени, должна продолжить дело умерших. Возможно, и она не выйдет отсюда живой, но приблизит час спасения кому-то другому, кто придёт вслед за ней и вытащит из её холодных рук кинжал. Что ж, терять ей уже нечего…
Воткнув факел в землю, Стелла подошла к мертвецу. С трудом разжав его закоченевшие пальцы, вынула из рук трупа затупившийся кинжал, а затем принялась за работу. Сломанная рука причиняла боль, вторая вскоре заболела не меньше от усердного труда. Попадались мягкие пласты земли, но были и твёрдые. Не обращая внимание на соседство покойника, которого она постепенно засыпала, Стелла работала упорно и только левой рукой.
Прошло некоторое время.
Терианка не могла определить, как долго провела в этом тоннеле, работая и почти не отдыхая. Факела кончились давно, и она трудилась в темноте, наощупь роя и утрамбовывая относительно мягкую землю в ближайшую трещину в скале, которая, казалось, была бездонной. Она копала машинально, с тупым и упрямым упорством вонзая вновь и вновь кинжал в грунт. Только изредка позволяла себе роскошь включать фонарь в часах и искала воду, сбегавшую кое-где со стен. В остальное время она ощущала себя слепым кротом, уже отвыкшим от света и привыкшим жить наощупь.