Личная вера Петра не удерживала его во время правления от потворствования и участия в пародиях религиозных обрядов, которые были в лучшем случае грубы, а в самом худшем — преднамеренно богохульны. Наиболее известный пример этому — «Всепьянейший Синод»[111], которым развлекалась группа близких друзей и сторонников царя в начале 1692 года. Его ведущие члены носили титулы, взятые из церковной иерархии и ясно предназначенные, чтобы дразнить ее. Первым «патриархом» был Матвей Филимонович, пожилой алкоголик, родственник царя по матери. Скоро он был заменен Н. М. Зотовым, одним из самых близких соратников Петра, который в свою очередь освободил место в начале 1718 года П. И. Бутурлину. Действия «Синода» ужасающе контрастировали с поведением, традиционно ожидаемым от православного царя. В Вербное воскресенье, например, вход Христа в Иерусалим пародировался Зотовым, едущим на верблюде к трактиру, где организовывалась шумная попойка. Эти проделки «Синода» обескураживали многих современников. «Теперь кто усомнился бы, — писал секретарь имперского посланника в 1699 году, наблюдая, как две табачные трубки, сложенные под прямым углом, использовались для создания образа креста в его церемониях, — что крест, наиболее драгоценный залог нашего искупления — был вынесен на осмеяние?»[112]. Цель этих по-детски провокационных церемоний остается неясной. Нет никакого сомнения, что сам Петр придавал определенное значение «Синоду»: он написал его относительные сложные правила своей собственной рукой и пересмотрел их несколько раз. Более молодое поколение имело возможность наблюдать это одно из последних действий его жизни. Конечно, это не было случайным взрывом юношеского бунтарского духа. Вряд ли вероятно, как думается, что это следовало из неудачи царя в 1690 году обеспечить назначение патриархом кандидата, которого он лично одобрил. Иногда высказывалось мнение, что «Синод» не отражает ничего более серьезного, чем просто дурной вкус царя в развлечениях и его нелюбовь к глубокочувствующей обычной набожности своих подданных. Но это может также объясняться и как полусознательная попытка с помощью высмеивания формальных и традиционных аспектов религии обесценить их и настаивать, чтобы она была повседневным поведением, а не ритуальным соблюдением, что святость и ценность веры должны быть изменены. Более вероятно, однако, что жестокая грубость его действий отражает темную сторону характера Петра, которая слишком мало известна для историка, чтобы исследовать патологическое искажение чувства, природу которого он сам вряд ли понимал.