Но вся структура управления оставалась примитивной: и по организации, и по количеству, и качеству своих членов (для воевод было вполне обычным быть неграмотным). Ее традиционный характер был подчеркнут степенью, в которой должностные лица все еще оплачивались предоставлением им земли так же, как и деньгами.
В течение почти всего своего царствования Петр не имел никакого систематического плана улучшения правительственной машины. Война со Швецией породила более эффективное управление благодаря необходимости получать новобранцев, налоги и подневольных рабочих, которые ей требовались. Но в течение многих лет усилия по улучшению управления были частичными, поспешными и непродуманными, оставаясь работой человека, озабоченного другими неотложными задачами. Однако Петр имел ряд фундаментальных идей относительно управления Россией и своего места в нем, которые лежали в основе всего, что он пытался сделать в этой сфере.
Он без колебания принимал законность и необходимость своей собственной абсолютной власти; в более поздние годы его правления открытые утверждения такого рода, самим царем или апологетами вроде Прокоповича, станут более общими. В 1716 году, например, Устав Воинский заявлял, что «Петр не обязан отвечать ни перед кем в мире за свои действия, но обладает мощью и властью в своем царстве и земле управлять ими по-своему желанию и удовольствию как христианский правитель». Однако эта власть должна была использоваться только для выгоды России. Гораздо больше, чем любой из его предшественников, Петр чувствовал ответственность за обеспечение этого. С начала XVIII столетия и далее (первым примером, кажется, может быть прокламация 1702 года, которая приглашала подходящих для дела иностранцев поступать к нему на службу) его указы часто утверждали, что все служат к общей выгоде. Такое неоднократное и явное утверждение обязанности правителя в качестве гарантии было абсолютно новым явлением в русской истории: факт, что он делал это так часто и искренне, — одна из самых сильных сторон Петра, которую нужно рассматривать в некотором смысле как ранний пример «просвещенного абсолютизма».
Как могло быть достигнуто это общее благо, которое ставилось выше интересов любого отдельного класса или группы? По существу, Петр верил, что при всех различных интересах членов общества выполнение ими порученных функций всегда будет верно и эффективно. Это требовало осторожного управления царем и его советниками как учреждениями, так и людьми. Петр никогда не колебался вмешиваться в самые мельчайшие детали частной жизни своих подданных, если он чувствовал, что это оправданно: его царствование произвело законодательство, запрещающее крестьянам использовать ткань меньше указанной ширины, запретило игру в карты на деньги и предписывало штрафы за плохое поведение верующих в церкви. Увеличение числа законодательных актов поражало. Во второй половине семнадцатого столетия в среднем в год издавали тридцать шесть официальных указов, в то время как в первой половине восемнадцатого, благодаря Петру и традиции, которую он создал, их количество увеличилось до 160. Из всего изданного в правление Петра материала, возможно, семьдесят процентов состояло из законов, направленных на осуществление контроля и руководства подданными царя, или из календарей и тому подобных правительственных публикаций, чтобы информировать население[130]. Многое из этого законодательства было простой бесполезной придиркой, которая вскоре забылась и не имела никакого практического результата. Почти каждый «просвещенный деспот» во второй половине восемнадцатого столетия (режим Иосифа II на территориях Габсбургов — выдающийся тому пример) время от времени поддавался искушению, вести себя таким образом. Все же за потоком поспешных и иногда противоречивых указов может быть замечено глубокое, искреннее, хотя иногда и путаное стремление к величию и улучшению России.