А теперь, зная это, познакомьтесь с фрагментом магистерской диссертации П. Н. Милюкова.
«Дефицит в бюджете и огромная убыль населения обнаружились почти одновременно. То и другое вызвано было огромным ростом государственных нужд и соответственным увеличением податного бремени, тем более чувствительным, что параллельно с ним правительство принуждено было отрывать от земли лучшую часть плательщиков. Истощение платежной способности населения ускорило финансовый кризис, а оскудение казны требовало от населения новых жертв.
Царю приходилось заботиться об увеличении своих доходов; но дальше этой невольной заботы и не шли его реформационные стремления в сфере внутреннего государственного устройства. С 1714 года кругозор законодателя расширился; его внутренняя политика перестала быть исключительно фискальной, но и тут неподготовленность, отсутствие общего взгляда, системы продолжали сказываться в бесчисленных противоречиях, беспрестанно обнаруживавшихся не только между заимствованными формами и туземной действительностью, но даже и в заимствованных формах между самими собою, – между различными их частями. Следя по архивным данным за этой непрерывной цепью ошибок и недоразумений, мы невольно вспоминаем слова, вырвавшиеся у лица, компетентность которого в данном случае не подлежит сомнению, у императрицы Екатерины II, впервые и хорошо изучившей кабинетные бумаги Петра Великого: „Он сам не знал, какие законы учредить для государства надобно“.
Изменить государственный строй труднее, чем одеть часть населения в новое платье, составить новые полки или построить новые суда, но легче, чем изменить нравы или сословный строй. Государственная реформа не вызвана личными планами или увлечениями законодателя, как его флот или немецкое платье; но она не произведена также и одним самобытным историческим процессом. Воля Петра была, конечно, необходима для ее осуществления, но эта сторона реформы выходила из его кругозора, осуществлена им поневоле. Факты исторического прошлого подготовляли государственную реорганизацию, но она не вытекала из них сама собою. Не личная инициатива и не исторические прецеденты вызвали эту реформу, хотя тот и другой элемент в ней соединялись; ее вызвали текущие потребности минуты.
В этом смысле государственная реорганизация представляется явлением производным, и так смотрел на нее Петр, видевший в ней только средство. Сред-ство это было необходимо, поскольку необходимы были для государства поставленные Петром цели. В необходимости целей, в которых сомневались современники Петра, было бы теперь поздно и бесполезно сомневаться; относительно своевременности их постановки могут быть, к сожалению, два ответа. По отношению к внешнему положению России своевременность постановки этих целей доказывается уже их успешным достижением. По отношению к внутреннему положению ответ на вопрос о своевременности должен быть отрицательным. Новые задачи внешней политики свалились на русское население в такой момент, когда оно не обладало еще достаточными средствами для их выполнения. Политический рост государства опередил его экономическое развитие. Утроение податных тягостей и одновременная убыль населения по крайней мере на 20 % – это такие факты, которые сами по себе доказывают выставленное положение красноречивее всяких деталей. Ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы».
Академик С. Ф. Платонов
Сергей Федорович Платонов относится к числу апологетов Петра I. Окончив Петербургский университет в 1882 году, он в 1899 стал его профессором, а в 1908-м – членом-корреспондентом Академии наук. Платонов был откровенным монархистом и не скрывал этого и после 1917 года. Несмотря на это, в 1920 году его избрали академиком, и он был им одиннадцать лет – до 1931 года. Однако в конце концов он был сослан в Самару, где вскоре и умер.
Познакомьтесь с фрагментом из его книги «Петр Великий: Личность и деятельность» (Л., 1926). Автор полагает, что это позволит вам лучше понять некоторые черты личности Петра I.
«Люди всех поколений в оценках личности и деятельности Петра Великого сходились в одном: его считали силой. Одинаково – ученики Петра („птенцы гнезда Петрова“), раскольники, восхвалители и критики, славянофилы и западники – все признавали, что Петр был заметнейшим и влиятельнейшим деятелем своего времени, вождем своего народа, „властителем дум“ для одних и губителем душ для других. Никто не считал его ничтожным человеком, бессознательно употреблявшим власть или же слепо шедшим по случайному пути.
Обаяние его личности действовало неотразимо на тех, кто мог видеть его близко, и все поражались его знаниям, быстротою усвоения, ненасытною любознательностью, серьезным достоинством и непринужденностью, с каким он подходил ко всякому делу. Он не развлекал себя, а учился и исследовал, не стесняясь обстановкой и условностями этикета. Большой знаток военного дела и воинских экзерциций, Петр, однако, не досмотрел парадного смотра французской гвардии, потому что нашел его несерьезным: „Я видел нарядных кукол, а не солдат“, – признался он, приехав домой. Точно так же едва взглянул он на коронные королевские бриллианты, ибо не считал их делом. Не дослушал он и оперы, которою его думали увеселить и которая, очевидно, не входила в его вкусы.
В годы политического торжества и постоянного пребывания в международном обществе династических особ, их придворных и дипломатов Петр приобрел уверенные манеры и непринужденность обращения. Но это не была благовоспитанность в европейском смысле слова. У Петра так и не образовалось ни изысканных манер, ни выдержки. Он оставался грубоватым и бесцеремонным человеком и не желал сдерживать свои настроения и чувства.
Во Франции в 1717 году он скрывался от своих официальных проводников и не задумывался перед тем, чтобы сесть в чужой экипаж и направить его по своему маршруту. Визитами царь не считался ни с кем и мало оказывал внимания даже особам королевского дома. Интересы Петра лежали далеко от праздных сфер светского Парижа. В ученых и технических учреждениях он, напротив, всем интересовался, начиная с мелочей того или иного производства и кончая вопросами точной науки и делом соединения церквей.
Петр у себя дома – это прежде всего трудолюбивый администратор-хозяин. В новой столице образовался „двор“. „Двор“ имел свои церемонии и празднества, на которые Петр являлся парадно одетым и серьезным распорядителем, блюстителем этикета. Официальные увеселения, в которых вместе с двором принимали участие гвардейские полки, чиновничество и дворянство, захватывали весь город, обязательно плававший в шлюпках по Неве или ездивший по улицам в маскарадных процессиях. Петр был душою таких увеселений, не допускал уклонений от обязательного веселья, штрафовал уклонившихся. В течение года исполнялся этот круг парадов, праздников и процессий как нечто строго установленное, дополнявшее деловую жизнь правительства и руководящих сфер.
Правительственная работа и отбывание общественных „обязанностей“ не исчерпывали времени и интересов Петра. Он по-прежнему жил, мало стесняясь обстановкой и людьми, в привычном ему простом обиходе жизни, руководясь издавна усвоенными малокультурными привычками и вкусами. По утрам ходил в плохом старом халате, затем одевался, смотря по удобству, во что пришлось, даже не носил обязательного в ту эпоху парика. Как в одежде, так и в пище Петр был неприхотлив, хотя и обладал определенными вкусами. Не любил рыбы, не ел сладкого, очень любил фрукты и овощи, особенно огурцы и лимоны соленые, „да отменно жаловал лимбургский сыр“. Пил много, но редко доходил до больших степеней опьянения. Зато спаивать других было его страстью во все периоды жизни.
Чрезвычайная подвижность Петра сказывалась в его манере быстро ходить и ездить. Его длинные ноги делали такие быстрые и широкие шаги, что сопровождающие должны были следовать за ним бегом. В течение дня Петр обычно успевал побывать во многих местах, по делу и с бездельем, не оставался подолгу без далеких поездок…»